Вербицкий посмотрел на бегущий в окне пейзаж, потом перевел глаза на дочь своих одноклассников и сказал:
– Я обязательно приеду к вашим родителям, Ирочка. Только давайте договоримся, что вы… пока… ничего им не скажете обо мне, хорошо?
– Хотите сюрпризом?
– Ну… что-то вроде этого…
Ирина усмехнулась и, кивнув головой, согласилась.
Из родительской квартиры на Вербицкого пахнуло запахом затхлости. Оно и понятно. В ней десятилетиями никто не жил. Нанятые для ухода за его родовым гнездом люди как могли старались содержать помещения в порядке, но эти самые родовые гнезда не выдерживают отсутствия птенцов: начинают ветшать и разрушаться. Александр Ильич почему-то никак не мог решиться продать эту квартиру. Ему казалось, что с ее продажей у него не останется ничего от той жизни, когда его любили по-настоящему, искренне и бескорыстно, как умеют любить только родители и… очень редко попадающиеся особым счастливчикам женщины. Он, преуспевающий питерский банкир, станет совершенно одинок, лишившись родного дома, куда все-таки можно было иногда приезжать. Почему-то сейчас Александру Ильичу казалось, что он теперь станет приезжать сюда чаще. Только здесь он был по-настоящему счастлив… с родителями… они были хорошими людьми… и с Галей… которая была плохой женой, но которую он все равно очень любил…
Бросив стильный черный плащ на спинку стула, который много лет стоял на одном и том же месте у круглого стола, застеленного пыльной золотистой скатертью с длинными коричневыми кистями, Вербицкий опустился на диван. Старая мебелина натужно скрипнула и разразилась кислым душным запахом. Александр провел по выгоревшей шершавой обивке ладонью. Она показалась ему влажной. Да-а-а… тут надо все менять или… все же… продать квартиру…
Опасаясь за свои дорогие брюки, Александр Ильич пересел на стул к плащу. Стул начал плавно крениться в сторону. Вербицкий, чертыхнувшись, вскочил, укрепил стул в нужном положении, опять шлепнулся на диван и даже вольготно развалился на нем. Черт с ним, с костюмом! Можно подумать, что у него не хватит денег на другой! Да он не обеднеет, если десять таких костюмов себе купит… И вообще… Не этим у него сейчас занята голова! Что костюмы! Вот взять… судьбу! Какие же удивительные встречи она иногда преподносит! Ирина Кардецкая оказалась дочерью Якушевых! Видимо, он, Александр Вербицкий, что-то такое чувствовал всеми фибрами и потому никак не мог заставить себя по-настоящему ухаживать за этой женщиной, которая годилась ему в дочери. Да-а-а… в дочери… У него вполне могла бы быть такая дочь… ну… чуть помладше, если бы Галочка смогла пережить свое горе и начать с ним, с Сашкой, новую жизнь. Она не смогла… Нет! Это не она во всем виновата. Это он так и не смог зажечь ее своей любовью! Он ничего не смог! Ведь чувствовал, что Галя не любила и Якушева, а значит, сердце у нее было свободным. Надо было жизнь свою положить к ее ногам, а он, идиот, уехал…
Ну ничего… Он завтра же поедет на дачу к Якушевым и узнает у них все про Галочку. Ирина говорила, что они всю жизнь прожили в Григорьевске, значит, что-нибудь да расскажут о его бывшей жене. Он ее непременно найдет и… чем черт не шутит… может быть, в конце жизни… у них что-нибудь и получится… Галя не может быть замужем за другим, потому что он с ней никогда не разводился. Но она может просто жить с кем-то нерасписанной. Разве в паспортных штампах дело? Да и вообще, она могла как-нибудь потерять паспорт, а в новом – не восстанавливать печать о браке, которого, по сути, и не было. Ну и что? Он, Александр Вербицкий, все равно найдет ее, посмотрит в глаза и…
Проснувшись утром по своему обыкновению ровно в семь часов, Вербицкий не знал, чем себя занять до двенадцати, когда ему казалось приличным ехать в гости. Как сказала Ирина, отец на инвалидности, а значит, наверняка дрыхнет до полудня. Куда Кольке торопиться? Не в банк же!
В половине двенадцатого Александр Ильич вызвал такси и отправился в дачный поселок у Рябого озера. По дороге он попросил завезти его в разного рода магазины и накупил дорогих продуктов на целый полк, пару бутылок коньяка, вино для дам и для них же – два фантастически красивых букета, которые научились составлять и украшать уже и в провинции.
Дом Якушевых существенно отличался от остальных построек дачного поселка. Почти каждый второй был обит вагонкой, которую в этой местности, видимо, было модно обжигать паяльной лампой до появления черных пятен и полос, как на березовых стволах. Колькин дом представлял собой уменьшенный вариант бывшего главного продовольственного магазина Григорьевска, выполненного в стиле модного тогда сталинского ампира, то есть с лепниной под крышей и ложными колоннами у входа. Дом строил еще Якушев-старший, бывший директор григорьевской овощебазы, очень состоятельный по тем временам человек. Участок Ирининых родителей, опять же в отличие от других, был огорожен добротным кирпичным забором с мощной калиткой, закрытой на серьезный, похоже, чугунный засов. Вербицкий попросил водителя посигналить, и почти сразу на крылечко выбежала сама Ирина в спортивном костюме и с волосами, заплетенными в косу. Александра Ильича будто резко толкнуло в грудь. Она своей косой опять живо напомнила ему Галочку.
– Здравствуйте, Александр Ильич, – приветливо поздоровалась она, открывая калитку. После того как в вагоне их отношения были выяснены до конца, она перестала бросать на него саркастические взгляды. Питерский банкир стал для нее теперь всего лишь другом родителей, бывшим их одноклассником. Она приняла у него из рук один букет, с довольным видом сунула в него нос, вдохнула пряный запах осенних цветов и сказала: – Пойдемте в дом! Я ничего никому не говорила! Вот родители удивятся! А уж обрадуются! Они давно гостей не встречали.
– Ирочка! Ты с кем там? – раздался из открытой двери женский голос. Если бы Вербицкий не знал, что матерью Ирины является Люська Скобцева, никогда не догадался бы, что голос принадлежит именно ей. Оказывается, стареют даже голоса…
– Это, мама, к вам с отцом приехали…
– Кто? – прозвучало уже совсем близко, и в дверь протиснулась безобразно полная женщина с редкими седыми волосами, остриженными очень коротко.
– Говорит, что одноклассник! – радостно произнесла Ирина и даже подмигнула Вербицкому.
Александр Ильич застыл на добротном каменном крыльце, с ужасом взирая на то, что сделало время с признанной красавицей школы № 1 имени В.И. Ленина Люсей Скобцевой. Вместо яркой брюнетки с талией, утянутой в рюмочку, перед ним стояла бесформенная седая старуха с тремя подбородками. Ее водянистые глаза, когда-то поражавшие своей знойной чернотой, смотрели на приезжего недоверчиво и даже, пожалуй, с испугом.
– Мама! Ну что же ты! Приглашай в дом! – засуетилась Ирина. – Это же ваш с папой одноклассник, Александр Ильич Вербицкий! Неужели не узнаешь?
– Вербицкий… – глухим голосом повторила за дочерью старуха и прошептала: – Не может быть…
– Да почему же не может! Это он и есть! Мы с ним в поезде вместе ехали! Я вас с отцом специально не подготовила, хотя сама пригласила его к нам в гости. Мы с Александром Ильичом хотели вам сделать сюрприз! – Ирина широко взмахнула рукой и сказала: – Да вы проходите в дом, Александр Ильич. Это мама от удивления никак отойти не может! Вообще-то она очень даже разговорчивая!