– Лена заболела через неделю после того, как я вернулся из той командировки, – сказал он.
– Чем?
– Тем самым, от чего всегда умирают…
– Значит, это сидело в ней раньше, Витя…
– Понятно… – согласился он. – Потом выяснилось, что метастазы поразили почти все органы. Болезнь просто затаилась и не давала о себе знать. И все равно мне это тогда показалось мистическим. Я ей изменил, сказал тебе, что одну тебя и любил всю жизнь, и Леночка, будто почувствовав свою ненужность, взяла и умерла… Это было неправильно. По отношению к ней совершилась чудовищная несправедливость, и я как бы оказался в этом виноват… Лена была самым светлым и чистым человеком из всех, кого я знал, а я ее предал… предал!
– Не накручивай себя, Витя, хоть сейчас! Ты прекрасно понимаешь, что на самом деле вовсе не мы с тобой виновны в ее болезни! – резко сказала Дина Сергеевна, которой очень не понравилась речь Виктора. Он не в ту ночь предал свою Леночку. Он обманул ее сразу, когда позвал нелюбимую замуж. И каждую ночь предавал, когда спал с ней, а думал о Дине. Впрочем, сейчас это уже не имеет ровным счетом никакого значения…
– Кто его знает, Дина, в чем мы на самом деле виновны… – еле слышно проронил Задорожный.
Дина Сергеевна надолго замолчала, а потом сказала:
– Да-а-а… всяческих вин на всех нас много, но нельзя всю жизнь казниться, Витя. Живым – живое…
– Да, живым – живое… Но вот теперь с Машенькой беда! И мне, понимаешь, кажется, что я опять что-то сделал не так… что-то проворонил… Почему с моими любимыми женщинами непременно случается что-нибудь ужасное?
– Не со всеми… – ответила Дина, но Виктор, похоже, ее не услышал, потому что уже сосредоточенно парковался возле высотного двенадцатиэтажного дома.
Дина Сергеевна не сомневалась, что на самом видном месте в квартире Задорожных должен висеть большой портрет Леночки. И он висел. Красивый, будто выполненный маслом на старом холсте. Леночка на нем мало походила на себя настоящую, но Виктору наверняка уже казалось, что она такой и была.
– Ты отдавал художнику фотографию Лены? – спросила Дина Сергеевна.
– Нет… впрочем, конечно, это сделано с фотографии, но занималась портретом Маша, – ответил Виктор и, в свою очередь, спросил:
– Чаю хочешь?
– Нет. Нервно как-то… Давай чуть позже…
– Давай, – согласился Задорожный и устало опустился на диван.
Дина Сергеевна пристроилась в кресле напротив него. Виктор оглядел ее, улыбнулся и сказал:
– А ты, Дина, все так же хороша, как тогда… Сашка это сразу отметил!
– Как когда? – спросила она.
Виктор махнул рукой и согнал улыбку с лица:
– Да… как всегда… Расскажи лучше, как живешь. Конечно, замужем. Наташа уже должна быть совсем взрослой. Они ведь с Машкой почти ровесницы. И тоже, понятно, замужем… У тебя все хорошо, ведь правда, Дина!
Задорожный не спрашивал. Он утверждал. Дине Сергеевне казалось, что он хотел убедить себя в том, что она по-прежнему для него недоступна, а потому прошедшие годы вовсе не были потерянными. Даже если бы он искал ее и нашел, она, чужая жена, все равно ему не досталась бы.
– Похоже, Витя, ты до сих пор готов меня уступить любому, – усмехнулась она.
– О чем ты? – встревожился он.
– Извини, что приходится повторяться! Я все о том, что ты своих любимых всегда готов кому-то уступить! – опять излишне резко сказала она. – Сашке Павловскому, другим! Все равно кому!
– Почему ты так зло говоришь?
– Да потому что вовсе у меня не все хорошо! Более того, у меня все плохо! Отвратительно! Я не замужем! И замужем после Сашки никогда больше не была! Мне даже противно было об этом думать, так я наелась твоим дружком! Меня только от одного слова «любовь» тошнить начинало!
– Как… – В голосе Виктора вопрос даже не прозвучал. Он был ошарашен. Похоже, его стройная система представлений о всеобщей безусловной счастливости окружающих дала трещину, и он не знал, что с этим делать, что еще спросить и как помочь Дине, у которой, как вдруг выяснилось, все плохо. Он еще раз оглядел ее в полной растерянности и сказал: – Ты же такая красавица…
Дина Сергеевна презрительно хмыкнула и ответила:
– Не родись красивой, а родись счастливой… Слыхал такую народную мудрость?
– Да-да… конечно, – поспешно согласился Виктор. – Моя Машенька тоже красавица, а вот ведь что приключилось…
Дина Сергеевна встала с кресла и села на подлокотник дивана поближе к Виктору. Он испуганно отшатнулся.
– Вить, да ты что? – усмехнулась она. – Боишься меня, что ли? Тогда, в Москве, не боялся! О любви говорил…
– Но ты ведь знала, что я не смог бы оставить Лену! – взвился он.
– Как выяснилось, Леночки давно нет…
– Да, но я даже не мог подумать, что ты как-то не устроена…
– А о том, что после той ночи, которую мы с тобой провели в Москве, могут случиться дети, ты тоже никогда не думал?
Лицо Виктора побелело.
– Нет… не хочешь же ты сказать… – начал он и замолчал, не в силах назвать словами то, что вдруг пришло на ум.
– Хочу, Витя, хочу… – устало произнесла она и опять отсела от него в кресло.
В комнате повисло тягостное молчание. Дина Сергеевна решила, что больше не произнесет ни слова. Пусть говорит он. Она дала Виктору самую прямую наводку.
Задорожный долго глядел в пол, потом вскинул на нее совсем больные глаза и спросил:
– У тебя есть от меня ребенок?
– Есть, Витенька, есть. Зовут Денисом. Ему семнадцать лет, последний год учится в школе. В институт надо поступать, а мы так и не выбрали, в какой. А отчество у него – Александрович!
– Почему? – односложно спросил Задорожный.
– А чтобы у детей было меньше ко мне вопросов, ясно?
– Но почему ты мне никогда…
– Да потому что и ты мне с тех пор – никогда и ничего! Будто и не было той ночи! Будто ты подшутил надо мной, Витька! Показал, как мужчины умеют любить, дал насмотреться, налюбоваться и опять унес с собой эту любовь, Леночку свою обманывать! Я именно с тех пор больше и слышать ничего не хочу о любви! Будь она трижды проклята!!!
Дина Сергеевна не заметила, как перешла на истеричный крик. Всю жизнь она убеждала себя, что надо принимать действительность такой, какова она есть, и не ждать никаких подарков судьбы, и теперь ей вдруг стало жутко жаль себя. Почему она, действительно еще очень привлекательная женщина, живет одна, волочет на себе семью, вынуждена зариться на чужие квартиры и даже спать с их хозяевами, потому что нет никакой надежды что-то выторговать для себя другим способом! Да, она грешна! Да, она была любовницей юнца, которого потом спихнула дочери, зная, что он вовсе не любит ее дочь и, возможно, не полюбит никогда! Но пусть тот бросит в нее камень, кто сам безгрешен! Даже Витька, почти святой, и тот без конца предавал свою Леночку, сначала в мыслях, а потом – и поступком…