В фойе, на месте консьержа, сидела генеральша Астахова – старожилка этого старого-престарого дома в историческом центре Москвы. Бабка Еву ненавидела, но виду не подавала, поскольку боялась связываться со стервозной соседкой. Раньше она с удовольствием выплескивала на нее свою ненависть, но как только на место консьержа был пристроен старухин внук, стала с Евой предельно ласкова. Вот и теперь, едва увидев ее на пороге, растянула губы в вымученной улыбке и проскрипела:
– Здравствуй, Евочка, здравствуй, дочка… – Ева в ответ приветливо кивнула – несмотря ни на что, к старой грымзе она относилась с долей симпатии. Боевая бабка держала в узде весь подъезд, давая тем самым Еве повод считать ее человеком своей породы – породы стерв. А бабка тем временем продолжала: – А я вот Стасика своего подменяю. Пока он в уборную бегает. Всего на минуточку отлучился… Первый разочек за весь день.
На самом деле лентяй Стасик отлучался по пять раз на дню и на гораздо больший срок, но Еве не было до этого дела. Тем более что престарелой генеральской вдове она больше доверяла, чем ее шалопутному внуку, – точно знала, мимо этой грымзы без разрешения и мышь не проскочит, к тому же ее не купишь, не напугаешь, не перехитришь, а значит, наглые поклонники и предприимчивые фанаты не просочатся в подъезд Евиного дома…
– А к тебе гость, – крикнула вслед Еве генеральша. – Ждет на площадке. Я разрешила ему на диванчике посидеть…
– Гость? – переспросила та без особого удивления – к ней часто заскакивал ее продюсер без предварительной договоренности, и Ева просила его впускать в подъезд, в котором специально для таких вот визитеров стояли кресла, диваны и даже вешалки для одежды. – Гоша, что ли? Продюсер?
Астахова скривила своим морщинистые губы, изобразив, по-видимому, загадочную улыбку, и таинственно ответила:
– Сюрпри-и-из! Предновогодний!
Ева раздраженно закатила глаза, но приставать к старухе не стала, быстро зашагала к лифту. Пока поднималась на свой этаж, ломала голову над тем, кто ж к ней мог заявиться. Ясно, что не чужак, раз Астахова его впустила, но Ева мало кого у себя привечала, разве что Гошу и его любовника (не только его, собственно, но и ее – паренек работал на два фронта) да своего стилиста, остальных, даже богатых ручных козликов, держала на расстояния от своего жилья.
Когда лифт остановился, Ева пришла к выводу, что на площадке увидит Батыра, их общую с Гошей игрушку. Мальчик был невероятно хорош собой, юн, сексуален, и Ева иногда разрешала ему у себя ночевать (естественно, втайне от продюсера), как и являться без предупреждения – знала, что свободные от Гоши минуты парню выпадают редко.
Едва двери лифта разъехалась, Ева выскочила на площадку, но впопыхах забыла пакет, поставленный на пол кабины, чтоб не оттягивал рук. Пришлось вернуться. Подняв пакет с провиантом для одинокого пира, Ева обнаружила в его дне дыру, из которой торчал жестяной бок полулитровой банки с консервированной фасолью. Проклиная производителей некачественных полиэтиленовых мешков, Ева протянула руку к прорехе, чтобы удержать банку, но не успела – фасоль выскользнула из дыры, с невероятным грохотом рухнула на гранитный пол и покатилась к лестнице, грозя слететь по ней вниз. Чертыхаясь, Ева кинулась догонять банку.
Поймав «беглянку» уже на ступеньках и засунув в объемный карман шубы, запыхавшаяся Ева развернулась к своей двери, чтобы наконец попасть домой, и только тут вспомнила о госте. Вспомнила, увидев на стоявшем в холле (так теперь именовалась просторная лестничная клетка) диване скрючившуюся мужскую фигуру. Мужчина полулежал, отвернувшись к спинке, и тяжело дышал – его узкие плечи ритмично поднимались и опускались, а худая спина подрагивала.
– Эй! Ты кто? – обратилась к незваному гостю Ева, по тщедушной комплекции поняв, что перед ней не Батыр, тот был сложен, как гимнаст.
Мужчина в ответ застонал и чуть повернул к Еве лицо. Увидев его: голубоглазое, не по-мужски нежное, капризное, безвольное, она вздрогнула и инстинктивно сделала шаг назад. Перед ней лежал ее брат! Дениска Новицкий, Дусик, тот самый, о котором она только-только вспоминала, не желая при этом его видеть и мечтая лишь об одном – больше никогда его не встречать. И вот он тут! Ничего не скажешь, отличный подарочек к растреклятому семейному празднику!
– Дусик, тебя уже выпустили? – спросила Ева первое, что пришло на ум. – И когда?
Дусик открыл рот, но слов Ева не услышала. Вместо них из полуоткрытых губ вылетел сиплый стон. Затем из уголка рта на подбородок вытекла струйка густой пузырящейся крови.
– Дусик, что с тобой? – испуганно вскричала Ева, бросаясь к брату.
Схватив его за тщедушные плечи, Ева развернула Дусика к себе и, уставившись в его осунувшееся, посеревшее лицо с огромными глазами, спросила громким шепотом:
– У тебя что-то болит? Скажи, где?
Дусик, вмиг отяжелевший, стал заваливаться на сестру. Он по-прежнему не отвечал на вопросы, но теперь Ева и сама видела, где у него болит: в боку пульсировало кровью отверстие, похожее на сочащееся лавой жерло маленького вулкана…
– Дусик! – ахнула Ева, трясущимися руками прикоснувшись к ране в наивной надежде задержать хлещущую из нее кровь. – Кто это с тобой сделал, боже мой?!
– Слава… – едва слышно выговорил Дусик, выплюнув изо рта кровавую пену. – Сла-а-а-ва.
– Какой Слава? Кто это?
Он сморщился:
– Нет, ты не поняла… – Голос стал еще тише. Теперь Еве пришлось склониться к его губам, чтобы расслышать. – Слава. Найди его. Настоящего Славу… – Дусик вдохнул с каким-то невероятным сипом, будто загонял в свои легкие не воздух, а ржавую стружку, и выдохнул: – Найди Славу!
А выдохнув, умер у Евы на руках.
Аня закрыла за мужем дверь и прошла в кухню, чтобы сделать себе кофе. Почти всю жизнь она пила растворимый суррогат, сильно подслащенный и разбавленный молоком, но в последнее время научилась ценить свежемолотую арабику, приготовленную в турке по всем правилам. Правда иногда Аня все же возвращалась к своим старым привычкам – разводила в чашке сладкую бурду со сгущенкой и с наслаждением ее пила. Сегодня был именно такой день!
Приготовив жуткий напиток и два бутерброда с колбасой, Аня плюхнулась на диван. Пока завтракала, составляла план на день. Пунктов в нем значилось не менее пяти, но Аня пока не знала, в какой последовательности их расставить. То ли первым делом в салон заехать, чтобы брови подкрасить, – ее, владелицу золотой дисконтной карты, принимали там без очереди, то ли в институт податься, то ли в ЦУМ, чтобы забрать отложенную продавцами сумку из новой коллекции «Прада», то ли в книжный магазин, куда привезли заказанные ею журналы по флористике. После недолгих раздумий Аня решила перво-наперво сгонять в вуз, чтобы отдать контрольную, потом в магазин «Флора», где она работала дизайнером-консультантом, а уж после в произвольной последовательности посетить остальные места. Если же не получится из-за пробок, то не беда – главное для нее учеба и работа, а остальное, будь то хоть брови, хоть «кутюрные» сумки, вещи второстепенные.