– Успокойтесь, Ева, и расскажите все толком. Что вам предъявили? Предумышленное убийство?

– Двойное!

– Что-о-о?

– Они думают, что я и портниху убила! Я была у нее дома…

– Когда?

– Сегодня…

– Когда вы все успели?

– Поехала сразу после того, как мы с вами… – Она запнулась.

– Я понял, дальше!

– Вошла в квартиру, увидела ее мертвую, но не стала вызывать милицию – убежала… – Теперь стало совершенно ясно, что она плачет. – Но там мои отпечатки! Я трогала кое-что, а протереть не догадалась…

Петр не понял, об убийстве какого человека идет речь, но уточнять это сейчас не было смысла, поэтому он крикнул:

– Еду! – И, бросив трубку на рычаг, бегом направился в кабинет, чтобы одеться.

Аня

Было начало одиннадцатого, когда Петр вернулся. Аня, заслышав звук открывающегося замка, выскочила в прихожую, чтобы встретить мужа. Вместе с ней к двери подлетел Данилка, а вот кошки остались с дремавшим в гостиной Сергеем – Юнона лежала на его животе, а Авось под мышкой, и оба мурлыкали так, что их слышал даже уединившийся в своей спальне Марк.

Едва Петр показался на пороге квартиры, как Аня с Данилкой кинулись к нему целоваться. Первым успел дотянуться до любимого лица пес. Облизав Петра и радостно облаяв, Даня унесся в кухню, понимая, что сейчас будут кормить хозяина, а значит, и ему перепадет. Когда лохматая собачья попа исчезла из виду, к мужу подошла Аня, но ей Петр позволил лишь мазнуть себя губами по щеке, после чего отстранился со словами:

– Мне срочно нужно сполоснуться. Я грязный и потный, от меня воняет.

– Ты что, вагоны разгружал? – протянула Аня удивленно и немного обиженно.

– Нет, торчал в следственном изоляторе. – Он отодвинул ее с дороги и заторопился в ванную, срывая с себя пиджак и галстук. – Сделай мне, пожалуйста, омлет, я ужасно голоден, – крикнул Петр, закрывая за собой дверь.

Ане ничего не осталось, как пойти в кухню.

Омлет она приготовила быстро. А так как Петр к тому времени еще не вышел из душа, сварганила и салатик. Накрыв на стол, она присела на диванчик и стала ждать мужа.

Он явился в кухню спустя четверть часа. Влажный, румяный, в набедренной повязке из махрового полотенца. В руках Петр держал рубашку, которую швырнул на стиральную машинку сразу, как вошел.

– Ужин готов, – сказала Аня, вставая, чтобы подать забытый в холодильнике сок.

– Будешь со мной? – спросил Петр, усаживаясь. – А то я один столько не съем.

– Ты говорил, что ужасно голоден…

– Ну не настолько же, чтобы слопать сразу пять яиц и таз салата! – Он закинул в рот большущий кусок омлета, такой же сунул в пасть Данилки.

– Вы и без меня справитесь, – усмехнулась Аня, ставая перед мужем графин с персиковым соком.

Когда она склонилась к нему, ее шелковый халатик распахнулся на груди. Так всегда происходило, потому что материал был очень легким и подвижным, но обычно Петр спокойно реагировал на незапланированный стриптиз. Сегодня же его будто подменили! Стоило только Аниной груди мелькнуть в вырезе, как он бросил вилку и, схватив жену за бедра, усадил к себе на колени. Он рывком распахнул на ней халат и стал жадно ее целовать. Руки Петра блуждали по Аниному телу, забираясь под подол и сдавливая ягодицы. Аня, не ожидавшая такого напора, растерянно засмеялась:

– Ты чего это? – И попыталась оторваться от него, чтобы переставить тарелку с омлетом – она грозила вот-вот упасть.

– Я хочу тебя, – хрипло сказал Петр, еще теснее прижимаясь к ней.

– Не здесь, Петя, – запротестовала Аня, хотя у самой голова кружилась от желания – никогда муж не набрасывался на нее так, предпочитая спокойный секс в супружеской постели, и эта его необузданность завела ее больше долгих прелюдий. – Папа или Марк могут войти…

Петр, не слушая Аню, взял ее на руки и усадил на стол. Тарелка, задетая Аней, упала на пол и раскололась надвое. Но это Петра нисколько не охладило, казалось, он вообще не заметил ее падения.

– Петя, пошли в спальню, – пролепетала Аня. – Мы не одни в квартире…

На этот раз ее слова дошли до Петра. Подхватив Аню под колени, он снял ее со столешницы и, не переставая целовать, понес в спальню. Там Петр бросил ее на кровать и упал сверху. Полотенце было сорвано еще на подходе, халат тоже, и они обвили друг друга руками и ногами.

– Я хочу тебя, – повторил Петр.

Аня хотела сказать то же самое, но не смогла это выговорить – постеснялась. Она порывисто схватила его ладонь, поднесла к губам, чтобы поцеловать, но так и замерла с приоткрытым ртом…

Рука Петра пахла женскими духами. Тело пахло гелем для душа, волосы шампунем, а рука, та самая, в которой он пять минут назад держал свою рубашку, пахла чужими духами – не Аниными! Она пользовалась легкой, ненавязчивой туалетной водой, оставляющей на теле не столько запах, сколько намек на него. Духи, которыми пахла рука Петра, были совсем другого рода. Агрессивные, душные, необычные: с легким привкусом корицы и перца, такими не всякая станет душиться…

Да и не всякой бы они подошли! Подобные ароматы мало кому идут – слишком смелые, слишком хищные…

И тут в Анином мозгу, как шаровая молния, пронеслась мысль: «Я знаю, кому они подошли бы идеально – Еве!» И все померкло перед глазами, будто началась гроза и тучи заволокли все вокруг…

От рубашки ее мужа пахло Евиными духами! Ева находилась в такой близости от Петра, что он весь пропитался ими, поэтому и в ванную сразу побежал, поэтому и рубашку в стирку швырнул… А потом накинулся на жену прямо в кухне, хотя никогда этого не делал, и сказал то, чего никогда не говорил: «Я хочу тебя!»

Только хотел он не ее, а Еву! Ее он представлял, лаская Аню, о ней мечтал, ее целуя!

Аня уперлась руками в грудь Петра и с силой оттолкнула его. Тот решил, что ей стало тяжело под ним, и приподнялся на локтях. Аня тут же выскользнула из-под мужа, сползла с кровати, подхватила халат и завернулась в него.

– Ты чего? – не понял Петр.

– Ничего, – отрезала она, тайком утирая выступившие в уголках глаз слезы.

– Тогда не дури и иди сюда… – Петр потянулся к Ане, чтобы привлечь ее к себе, но она отшатнулась. – Да что с тобой такое? – воскликнул он раздраженно. – Предменструальный синдром или просто заскок?

И так грубо это прозвучало, что Аня болезненно поморщилась. Она с детства испытывала физические страдания, сталкиваясь с хамством.

– Ну что ты молчишь? – не отставал Петр. – Скажи мне, что я сделал не так, почему ты от меня шарахаешься…