Чистильщик | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Зеленый свет. Валерий пересек улицу и двинулся к институту.

На полпути его встретил жирный Робик.

– Здорово, придурок! – приветствовал он Васильева. Разбитая губа и отсутствие переднего зуба не делали ухмылку Робика привлекательней. Но он был счастлив. Умник проявил крайнюю тупость: опять наступил на те же грабли.

– Стоять! – В поясницу Валерия уперся ствол. Сманеврировать и уйти было невозможно, поскольку с двух сторон его крепко взяли за рукава. Значит, минимум, четверо.

Васильева обыскали, но ничего не нашли. К разочарованию Робика.

– Пушки где?

– В …! – нахально ответил Васильев.

На мясистой роже Робика отразилось острое желание сделать из Васильева отбивную. Но бандюган сдержался. Вернее, предпочел отложить на минутку-другую. Все-таки вокруг народ. И кое-кто явно заинтересовался происходящим.

– Туда его! – скомандовал он, махнув в сторону подворотни.

– Может, лучше – в машину, Робик? – пробасили у Валерия за спиной.

– Сначала я его маненько поучу! – хищно осклабился жирный.– Тише будет!

В подворотне, изогнутой аппендиксом и выходящей в тупичок, превращенный в мусорную свалку, присутствовали две кошки и мужик, застегивающий ширинку.

– Пошел отсюда! – гаркнул на него Робик.

– Ты чё, братан, на понтах? – пьяно возмутился мужик, заросшая щетиной опухшая рожа, свисающая на глаза грязная челка.– А за щеку не хошь?

Поскольку мужик был здоровенный, Робик кулаки в ход пускать не стал. Вынул пистолет, сунул мужику под нос длинное рыло глушителя.

– Что ты сказал, козел?

– Козел?! – заорал мужик.– Это кто козел? Это ты козел! – Мужик с треском раздернул куртку.– Давай, бля, шмальни! Шмальни! Ну шмальни, пидор гнойный!

Робик заколебался. Кураж пьяного его явно смутил.

Давление на поясницу Васильева ослабло. Да и за руки его уже держали не так крепко. «Быкам» было интересно: как бригадир выпутается из ситуации?

– Давай! – заорал пьяный, и Васильев резко вертанулся влево, вырвав рукав у правого и уйдя с линии огня. За его спиной негромко хлопнул выстрел, лязгнул затвор. Пуля пробила ни в чем не повинный мусорный бак. Васильев, воспользовавшись инерцией поворота, крутанул того, кто еще держал его за руку, тот выпустил Валерия и едва не сбил с ног стрелявшего. Васильев отпрыгнул к стене. Боковым зрением он засек, как от могучего удара в челюсть планирует над землей жирный Робик.

– Ровно стоять, суки! Покрошу к эбеновой матери! – рявкнул Петренко, фиксируя стволом автомата сбившихся в кучу «быков».– Разошлись вдоль стеночки, сопатками к кирпичам! Валера, собери у них железки! Гражданочка, выбросила мусор и проходи живей, не мешай задержанию!

«Гражданочка» порскнула, как мышь от кошки.

– Погоди, Сашок,– вполголоса произнес Валерий.– У меня есть идея получше.

Он натянул кожаные перчатки, подобрал пистолеты Робика и стрелявшего «быка».

– Приведи его в чувство! – Он кивнул на жирного.

Петренко пнул Робика по голени. Подействовало.

Васильев сунул один из пистолетов за пояс, прихватил Робика за ухо:

– Погляди туда! – Он развернул его голову в сторону выстроившихся вдоль стены «быков». Даже по их широким спинам читалось: ничего хорошего они не ждут. И правильно.

Васильев поднял пистолет и спокойно всадил по пуле в каждую спину. Затем еще по одной пуле – в затылок. После последнего выстрела затвор остановился в заднем положении.

– Возьми его! – Валерий сунул пистолет жирному. Тот не артачился, поскольку срез глушителя второго пистолета прижимался к его виску.– Молодец! – Васильев отобрал у него пистолет и сунул в подобранный на земле полиэтиленовый мешок.– У кого ключи от машины?

Робик показал дрожащей рукой. Васильев достал из кармана покойного брелок.

– Пошли,– сказал он перетрусившему Родику.– Прокатимся.

Поддерживаемый мощной ручищей Петренко Робик доплелся по машины и был помещен на заднее сиденье. Петренко, расположившийся на водительском месте, стащил парик и нацепил черную шерстяную шапочку. Затем он содрал со щек пленку с имитацией щетины.

– Куда едем?

– Пока никуда. Мне действительно надо на кафедру зайти: забрать кое-что. А вы тут пока побеседуйте.

– Это с удовольствием! – Петренко вышел из машины, перебрался на заднее сиденье.

– Шо ж ты, урод, правила не учил? – добродушно спросил он Робика, сжимая двумя пальцами его мясистый нос.– Разве ж не говорила тебе мамаша: достал пушку – стреляй. Говорила или нет?

Жирный Робик невразумительно мычал. На этой жизнерадостной ноте Васильев покинул «Волгу» и отправился в институт.

Вернулся он через полчаса с увесистым пакетом.

– Пообщались? – спросил он.

– А то ж! – ухмыльнулся Петренко.

К разбитой губе и распухшей челюсти жирного прибавились стремительно заплывающий глаз и кровоточащее ухо.

– Мы тут в кубик Робика играли,– сообщил Петренко.– Почти все стороны уже собрали, немного осталось, но тоже соберем? Да, кабанчик? – Он похлопал Робика по щеке, тот в ужасе зажмурился.– Мы, хохлы, знаем, как кабанчика пользовать! – самодовольно произнес Петренко.– Спрашивай его – он все ответит. Так, моя радость? – От ласковой оплеухи голова Робика мотнулась, как у тряпочной куклы.

– Да,– пробулькал он.– Да, да…

– Садись за руль, Сашок,– сказал Валерий.– Куда должны были меня отвезти, жирный?

– К нам…– просипел Родик.– Ай! – Васильев хлестнул его по надорванному уху.

– Ответ должен быть развернутым,– назидательно произнес Валерий.– Адрес, система охраны, количество стволов, понятно излагаю?

Петренко засмеялся.

– Железнодорожный проезд, от Лиговки налево, я покажу…

– Поехали,– скомандовал Васильев.– А то нашими жмуриками уже публика интересуется.

В подворотне-аппендиксе кучковался народ. Ни милиции, ни «скорой помощи» пока не наблюдалось.

«Волга» тронулась, но едва вывернула на Московский, как ее тормознул гаишник.

Васильев упер в бок Родика глушитель пистолета, но тот и не думал рыпаться: притих и съежился наподобие выдранного из раковины моллюска.

– Показать удостоверение? – спросил Васильев.

– Не надо. У меня универсальное.– Петренко приспустил стеклышко высунул руку с зажатой в пальцах зеленой бумажкой.

Всосалось. Ублаготворенный гаишник важно махнул палкой: проезжайте.

– Ты продолжай,– сказал Васильев Робику.– Мы тебя внимательно слушаем.

– Дом наполовину наш. Два подъезда. Двери стальные, с видеокамерами. При каждой – двое. И двое пацанов – на втором этаже. Двое, это если никого не прессуют, и Грустный уехавши. Грустный без охраны ни шагу. Он обычно на третьем этаже сидит. Он и, там, разные.