– Слыхал. Что ему надо?
– Привет просил передать. Сказал: стукачка твоего они уже оприходовали. А за тобой – должок.
– Пусть пену не гонит! Их шоблу азеры с говном смешали! Они теперь – тьфу!
– Это ты так думаешь,– засмеялся Васильев.– Но ошибаешься. Ты не торопись, поговори с умными людьми, с ребятами своими посоветуйся. Подумай, может, есть в городе кто-то поавторитетней азеров? И стоит ли тебе с ним ссориться?
Трубка молчала. Переваривала.
– Думай, Грустный, думай,– посоветовал Валерий.– И еще к тебе – личная просьба. У тебя тут одна женщина работала, друга моего лечила, которому ты по небрежности здоровье попортил. Жаловалась она: грозишь ей. Ты больше так не делай, ладно? А то я грозить не буду. Понимаешь намек?
– Срал я на твои намеки!
– А вот это напрасно. Это потому, что ты меня не знаешь. А Хирурга знаешь, но думаешь: Чалого нет, Костромы нет – и Хирурга скоро не будет. А думаешь ты так, Грустный, потому что знаешь мало. А самое главное: ты не знаешь меня…
– Ну так обзовись! – рявкнула трубка.
– …но мы с тобой еще познакомимся,– игнорируя реплику, продолжал Васильев.– Если ты окажешься непонятливым – точно познакомимся. Так что ты не торопись. Думай. Ребят своих хорони, помещение ремонтируй…
– Какое помещение? – озадаченно спросила трубка.
– Как? Тебе еще не доложили? Ну, Грустный, я удивлен. Какая у тебя братва, выходит, нерасторопная. Пожар у тебя случился. Пацаны со спичками баловались. Так что занятие у тебя на ближайшее время есть. А если разные мысли возникнут… воинственные,– ты их гони! Потому что ты попал, Грустный! Ты уже попал! Ну, будь здоров! – Не дожидаясь ответа, Валерий прервал связь.
– Ну как? – спросил он Петренко.
– Нормально. Он все понял. Как ты считаешь, кабанчик, понял твой хозяин тему? – Петренко ущипнул Крупу за жирную щеку.
– Понял,– пробулькал толстяк.
– Тогда – спокойной ночи! – Рукоятка пистолета опустилась Крупе на макушку, и бандюган обмяк.
– Мы закончили? – спросил Петренко.– Или еще почудим?
– Пока с него хватит,– ответил Васильев.– Двинулись. Тина там наверняка уже заждалась.
– Ничего. Ты ее утешишь! – Петренко захохотал.
– Мог бы и позвонить,– надув губки, проговорила Таня.– Второй час ночи!
Она приникла к груди Валерия и тут же отстранилась.
– С кем это ты ласкался? – недовольно спросила она.
– А какая тебе разница, малыш? – Васильев смягчил резкость ответа улыбкой.
Надо же: вычленить из запаха пороха, крови и пота аромат Тининых духов. А забавно: Таня и Тина.
– Да никакой! – Девушка фыркнула.– Жрать хочешь?
– Еще как! Вымыться, поесть – и спать! Что еще нужно для счастья?
– А я? – спросила Таня, забирая у него куртку.
– Ты и есть счастье! – утешил ее Валерий, стаскивая кобуру с «макаром».– Эй, поаккуратней! – Он выгреб из карманов куртки остальной арсенал: заимствованную из стола Крупы «беретту», глушак к ней, еще один «макар», обычный, не модернизированный, зато с разрешением, выданным на имя Клещука Павла Павловича, сотрудника безопасности ЗАО «Система». Павел Павлович оказался слишком доверчивым и законопослушным и открыл дверь, которую ему по долгу службы лучше было не открывать. Еще в «арсенале» присутствовали «лимонка», кубик взрывчатки с огрызком шнура и тщательнейшим образом запакованная ампула с безобидным эфиром, в котором было растворено одно из самых сильных нервно-паралитических веществ, созданных гуманной советской наукой. Несмотря на неказистый вид, в сравнении, скажем, с той же гранатой, ОВ, попав в вентиляционную систему дома в кратчайшие сроки уничтожило бы всех его жителей, а граната, даже при самом эффективном использовании, отняла бы не более дюжины жизней. На фоне этих смертоносных игрушек мини-наручники выглядели почти неуместно. Как брелок для ключей.
Валерий сложил перечисленные предметы в коробку из-под туфель и унес в Танину комнату.
– Ничего не трогать! – скомандовал он и отправился в ванную.
Когда он вернулся, то обнаружил, что на «беретту» навинчен глушитель, а клещуковский ПМ разобран на составные части.
Васильев впал в ступор: какое счастье, что девочке не пришло в голову понюхать содержимое ампулы! Или извлечь чеку из «лимонки».
– С легким паром! – весело прощебетала Таня.– Я хотела их почистить, а они чистые!
Васильев щелчком вернул на место свою отвалившуюся челюсть.
– Люблю оружие! – призналась Таня.– Подари мне вот эту! – Она показала на «беретту». Я ни в кого не буду стрелять, обещаю. Подаришь?
– Обойдешься! – сердито буркнул Валерий. Быстро собрал ПМ, проверил, нет ли патрона в стволе, затем вставил обойму.– Это тебе что, игрушка?
– Да ну тебя! – Таня надула губки.– Можно подумать, я стрелять не умею!
– А что, нет?
– Да! Другие – не то что ты! Всегда пострелять мне давали, понял? Я, если хочешь знать, классно стреляю, понял!
Однако! Валерий уже успел забыть о прежних друзьях наивной школьницы.
– И где они сейчас, эти другие? – ехидно осведомился он.
Но подумал: вообще-то в словах подружки есть здравое зерно. Если вдруг, не дай Бог, кто-нибудь из охотящихся за Васильевым выследит этот дом, совсем не худо, если у Тани окажется под рукой что-нибудь посерьезнее кухонного ножа. Если, конечно, она не врет насчет умения стрелять.
– Ну-ка пойдем,– сказал он, взяв со стола «беретту».
На кухне он подошел к висящей на стене разделочной доске, намалевал на ней горелой спичкой черную точку, взял Таню за руку и отвел в противоположный по диагонали угол.
– Попадешь в отметку – она твоя,– сказал он, вручив пистолет девушке.
– Что, здесь стрелять, в доме? Мы же всех перебудим!
– Никого мы не перебудим, он же с глушителем. Стреляй!
Таня взяла пистолет двумя руками, прищурилась…
Хлопок, лязг затвора, хрустящий удар. Пуля прошила доску и застряла в стене. Черная точка – в двух пальцах от дырки.
Таня заметно огорчилась, протянула ему пистолет, но Валерий покачал головой.
– Нормально,– сказал он.
И впрямь совсем неплохой выстрел. Тем более – из незнакомого оружия.
– Он – твой. Только не забудь разрядить, когда будешь чистить. И всегда проверяй, нет ли патрона в стволе, поняла?
– Ага. Садись есть. Борщ будешь?
– Буду.
– А отбивные? Ты свинину любишь?
– Я ее ем,– усмехнулся Васильев.– Я все ем, кроме гвоздей.
– Почему, кроме гвоздей? – удивилась девушка.