«Должен же быть выход!» — говорила себе Минерва.
Не может быть, чтобы их заставили покинуть свой дом, — ведь им даже некуда пойти.
Минерва уложила Люси спать в маленькой комнатке, находившейся рядом с ее собственной.
Она поцеловала Дэвида на ночь в комнате, где он хранил все свои сокровища, значившие для него не меньше, чем любимые Минервой фарфоровые безделушки, оставшиеся от матери.
А картины — картины, которые Минерва любила потому, что отец гордился ими? А портреты предков? Как может исчезнуть все это?
Семейству Линвудов, словно цыганам, придется скитаться по свету, без дома, не зная, где приклонить голову и откуда взять еду.
«Должен быть выход!» — повторила про себя Минерва.
Она подумала о том, как чувствует себя в замке Тони.
Она представила, как гости сидят в огромной столовой, наслаждаясь едой, приготовленной великолепным поваром — французом.
Минерва вспомнила слова брата о том, что он никогда не ел ничего более вкусного во всех домах высшего света.
А приглашенные леди, которые, конечно же, очень красивы, а по словам Тони, и безнравственны, наверняка одеты в роскошные платья и увешаны драгоценностями.
Женщины флиртуют с графом и другими джентльменами. Разумеется, Тони, будь он рядом, нашел бы их неотразимыми.
За каждым стулом стоят лакеи в красивых ливреях. Они наполняют стаканы гостей самыми дорогими винами.
И все это для того, чтобы доставить удовольствие одному только человеку — графу! Злому, испорченному настолько, что Тони не позволил Минерве даже познакомиться с ним. Тому, кто, не подозревая о существовании Линвудов, сломал их жизнь — не только жизнь Тони, Дэвида и Люси, но и жизнь самой Минервы.
Разумеется, самого графа это нисколько не волнует, и сейчас он флиртует с красавицей испанкой, которая изменяет мужу, пока тот служит своей стране.
«Как он отвратителен! — сказала себе Минерва. — И все же он будет наслаждаться своим богатством, а нам придется голодать».
Внезапно у нее возникла идея — настолько фантастическая и невероятная, что в первый момент Минерва едва не рассмеялась, не желая даже обдумывать ее.
Потом она внезапно поняла, что, как ни абсурден этот план на первый взгляд, он вполне осуществим.
К тому же он мог разрешить все проблемы Тони, детей и их сестры.
— Вы такой красивый и сильный! — мягким соблазнительным тоном произнесла маркиза Изабелла.
— С вами мне приходится быть сильным! — ответил граф.
За всю свою бурную жизнь он никогда еще не встречал женщины более чувственной и ненасытной, чем маркиза Алькала.
Впервые увидев ее, граф решил, что она невероятно красива.
Они познакомились на чопорном дипломатическом приеме.
Маркиза играла свою роль жены посла очень умело, как позже смог оценить граф.
Их глаза встретились, и граф понял, что ее молчание говорит совсем не то, что говорят губы.
Он пошел к цели напролом, с тем же упорством, с каким работал со своими лошадьми.
Застать маркизу одну было только вопросом времени, и вскоре граф обнаружил, что его разжигает бушующее в ней неотразимое пламя.
Он счел это невероятной удачей.
Впервые собираясь в замок и тщательно подбирая гостей, граф узнал, что посла отозвали в Мадрид.
Ему понравилась ловкость, с которой маркиза уговорила мужа оставить ее в Англии, заявив, что уже не может отказаться от приглашений на приемы. Кроме того, она сказала, что не имеет права покидать Лондон, где может общаться с дипломатами других стран.
Когда она бросилась на шею графу, тот понял, что ни один из них не желает упустить подобной возможности.
Маркизе понадобилось совсем немного времени на сборы, поскольку граф рассчитывал покинуть замок дня через два-три.
Однако их ночи были столь восхитительны, что граф не торопился уезжать.
Хотя они и провели всю прошлую ночь до рассвета в оргии чувств, Изабелла оставалась ненасытна.
Граф понял, чего она хочет, еще после восхитительного обеда. Однако он не торопился ответить на приглашение в ее глазах, поскольку был занят поиском развлечений для гостей.
Впрочем, зная маркизу, он понимал, что избежать исполнения ее желания невозможно.
Несколько мужчин изъявили желание проехаться верхом, и одна-две дамы последовали за ними.
Остальные решили проехаться в предоставленных графом фаэтонах и продемонстрировать свою сноровку в обращении с поводьями прекрасных лошадей.
Только после того как гости разъехались, граф обнаружил, что они с Изабеллой остались одни.
— Вы так умны! — негромко произнесла она. Даже легкий акцент в ее речи нес в себе частицу пылавшего в ней пламени.
Граф настоял на том, чтобы прокатиться в ожидавшем их фаэтоне, но поездка получилась недолгой.
Они уехали без грума, и слова, которые Изабелла шептала графу, пока фаэтон проезжал под деревьями, заставляли его желать возвращения не меньше нее.
Наконец фаэтон вернулся к замку, и граф с маркизой рука об руку поднялись по лестнице.
Идти в спальню Изабеллы было бы ошибкой, потому что там им могла помешать горничная, и граф отвел ее к себе в комнату.
Маркизе уже приходилось бывать там, и она помнила роскошную кровать красного бархата с серебряной раковиной в изголовье.
Будучи испанкой, Изабелла любила яркие цвета, и красный бархат невероятно возбуждал ее.
С несколько циничной усмешкой граф подумал, что даже Венера, изображенная на-гобелене, не могла бы более пылко отдаваться Адонису.
День уже близился к вечеру, когда граф лениво вспомнил, что вскоре должны вернуться гости, а значит, Изабелле придется спуститься вниз.
Все присутствующие знали все обо всех, но все же граф настаивал на соблюдении приличий в присутствии слуг, хоть порой это было довольно затруднительно.
Он вовсе не стыдился своего поведения. В конце концов, это касалось только его одного.
Дело было в том, что все приглашенные дамы имели мужей. Было бы весьма неприятно, если бы мужья, люди весьма самолюбивые, почувствовали, что их чести нанесен ущерб.
Граница между дозволенным и недозволенным замужней женщине в высшем свете была весьма определенной.
Считалось, что после нескольких лет супружеской жизни и рождения наследника или наследницы муж не должен был обращать внимания на любовные приключения супруги, которые не получали слишком большой огласки.
Впрочем, после воцарения короля Вильгельма положение усложнилось.