– Возьми, хоть поешь чего-нибудь.
Бомж благодарно закивал и быстренько затрюхал в сторону палатки с гамбургерами, а Марина вынула из сумочки упаковку влажных салфеток:
– На, хоть слегка продезинфицируешься. Откуда это чудище тебя по имени знает?
Машка вытерла руки салфеткой и рассмеялась:
– Марин, да я почти всех бомжей в городе в лицо знаю – они по зиме всегда у нас в отделении лежат. А Васька – он нормальный, просто несчастный. И телемастер от бога, не смотри, что у него трех пальцев не хватает – это уже у нас ампутировали, отморозил. Жена квартиру продала и укатила с любовником, и паспорт его с собой зачем-то увезла. Куда ему было идти? Только на улицу. Он у нас почти два месяца жил в отделении, в коридоре, помогал, а мы его подкармливали. Ну, видишь – помнит.
– Вот она, слава народная, да? – ухмыльнулась Коваль.
– Да перестань, при чем тут… просто по-людски надо, никто ведь бомжем не родился, мало ли, как жизнь сложилась.
Хохол тогда молчал, а про себя думал, что Машка для медика слишком уж жалостливая. Но этот Вася-бомж почему-то долго потом не выходил из его головы. Наверное, потому, что и сам Хохол после отсидки имел реальный шанс пополнить армию этих малоуважаемых граждан, если бы не Серега Строгач, заметивший молодого здорового отморозка и взявший к себе в личную охрану. Правда, у Хохла хватало силы воли, например, не пить водку литрами – он просто боялся не выйти из запоя, которые случались с ним, стоило только начать прикладываться к бутылке. И никому из братков не приходило в голову как-то уколоть его этим или посмеяться над вечно трезвым среди пьяных Жекой. Кому охота испробовать, какой силы удар может нанести его кулак размером с головку младенца?
– Ужинать будем? – вывел его из раздумий голос Мышки.
Она стояла в дверях, одетая в длинный вязаный кардиган и плотные колготки – мерзла постоянно, даже когда в квартире было жарко. Хохол потянулся на диване и спустил ноги на пол:
– Не мешало бы. Знаешь, как на зоне говорят? «Хлебушком подавиться, сметанкой отравиться».
– Смешно, – без тени улыбки отпарировала Марья. – Сметанки не обещаю, но суп грибной сварила.
– Когда успела-то? – удивился он.
– Да вот пока ты тут медитировал. Ничего вокруг не видишь, как ты столько лет разные тела охранял – ума не приложу.
Женька засмеялся:
– Ну, удавалось как-то. Или тогда просто думать было не о чем.
– Сейчас зато, смотрю, у тебя мыслей, как у Спинозы – все время в думках каких-то, – хохотнула она. – Что – переживаешь?
– О чем?
Он прошел за ней в кухню, сел за стол, стараясь убрать ноги, чтобы Машка не запнулась в небольшой кухне стандартной «трешки».
– О ком, – поправила Марья, снимая с крючка половник и открывая крышку кастрюли.
– А-а… нет, – неопределенно протянул Хохол. – О чем там думать… все давно ясно, сама знаешь.
Машка поставила тарелки на стол, уселась и сочувственно взглянула на Женьку. Она знала, но ничем не могла помочь, хотя порой искренне не понимала поведения подруги. Лучшего мужа Марина при ее характере не могла найти – кто еще стал бы терпеть ее выходки и сносить их так же безропотно, как он? Да никто. Но Марина почему-то никак не хотела этого видеть.
Звонок ее мобильного заставил Машку отвлечься, но, едва глянув на дисплей лежавшего на подоконнике телефона, она вдруг занервничала, однако не ответила. Телефон продолжал надрываться, издавая звуки танго, но Машка неподвижно сидела за столом, словно у нее заложило уши. Хохол с интересом наблюдал за происходящим, помешивая суп в тарелке. Мобильный орал, Марья молчала, сделав каменное лицо.
– Не ответишь? – не выдержал Женька, и она вздрогнула, но снова промолчала. – Маша… Кто это?
– Никто, – процедила она.
Хохол протянул руку к телефону, но сидевшая ближе Маша схватила его и выключила.
– Что за фортель? – обозлился Женька.
– Не лезь не в свое дело! – обрезала она, сунув злосчастный мобильник в карман кардигана.
– А какие у тебя дела с посторонним мужиком? – не выдержал он. – Амор приключился?
– Полиглот нашелся! – фыркнула она, и тут зазвонил домашний телефон, трубка которого стояла в зарядном устройстве как раз у локтя Хохла. Он не преминул воспользоваться этим преимуществом и схватил ее раньше, чем тонкая Машкина рука потянулась к ней.
– Алло! – сказал он вальяжным тоном, второй рукой удерживая на расстоянии беснующуюся от негодования Машу.
В трубке повисла пауза, а потом мужской голос спросил:
– Маша дома?
– Маша-то дома, а вот ты кто такой?
– Это неважно. Позовите Машу.
– А ху-ху не хо-хо? – не совсем любезно поинтересовался Женька. – Повторяю вопрос – ты кто такой?
– Повторяю ответ – это неважно. Где Маша?
– Слышь, ты… неважный, – разозлился Хохол, и глаза его превратились в две узкие щели, что выдавало обычно крайнюю степень раздражения и злости. – Еще раз наберешь этот номер или номер ее мобильного, и я тебя найду и уделаю, как бог черепаху. Дошло?
Разговор мгновенно прервался – видимо, собеседник не особенно жаждал разделить участь несчастного земноводного. Хохол аккуратно водрузил трубку в зарядное устройство, сделал пару глубоких вдохов и поднял глаза на Машу.
– Ну, и теперь скажешь, что это «никто» и зовут его «никак»?
– Женя, зачем ты полез? – со слезами в голосе проговорила Марья. – Ты только хуже сделал, вот поверь!
– Хуже? А можно хуже-то? Ты себя в зеркало видела? Нет? Ну, выйди в коридор, полюбуйся – на тебе ж лица нет! Ты его боишься… а почему, скажи? Если он никто – то смысл бояться? Послала подальше – и гуляй-дыши свободно.
Она молчала, и было видно, что хочет рассказать, но опасается чего-то. Женька встал, обошел стол и обнял Машу за плечи.
– Ну, что ты, а? Кого боишься? Если не мне – то кому ты можешь сказать? И если не я – то кто тебе поможет?
– Вот этого-то я и боюсь – твоей помощи, – вдруг призналась она сквозь слезы. – Ты же знаешь только один способ решать проблемы, а мне потом как жить с этим? Я – не твоя Коваль, у меня психика иначе устроена!
– Так-так-так, стоп! – прервал он. – Это же ты кем меня считаешь, подруга? Я что, по-твоему – убийца без башки? Наделаю дел – и отвалю, благо, документов у меня воз, выбирай любые? Ну, ты даешь, Марья! Я ж сперва всегда по-доброму, словами-уговорами, но уж если не пошло – тогда извини.
– Знаю я твои слова и уговоры, наслышана. – Марья вырвалась из его рук и встала. – Давай закончим этот разговор, а? Мне очень неприятно.
Она вышла из кухни с таким каменным лицом, что Женька понял – сейчас надо отступить, отойти на шаг, пусть успокоится и переспит с этими мыслями. Он был почти уверен в том, что сможет добиться от Марьи правды.