Григорий Андреевич Орлов вот уже несколько дней чувствовал себя неуютно, как будто во вверенном городе ему, мэру, стало мало места. Ощущение напоминало тесный костюм – думаешь, что пятидесятого размера, а оказываешься уже пятьдесят второго, и пиджак впивается под мышками, а брюки жмут в поясе так, что ни охнуть, ни чихнуть. Гриша Бес не был слабонервным человеком, да и как – при его-то биографии, но в последнее время им все чаще овладевали немотивированные страхи. То казалось, что в кабинете, прямо под портретом Президента, вмонтирована мини-камера, фиксирующая каждый его шаг, то вдруг автомагнитола в «мерине» мнилась подслушивающим устройством. Больше всего же он опасался высоких стройных брюнеток с тугой грудью и голубыми глазами. В каждой такой девахе он неизменно видел Наковальню, хоть и понимал умом, что не она это и не может быть она. Но чем черт не шутит – лихая баба уже преподнесла ему сюрприз, восстав из мертвых, когда все давно забыли о ее существовании. Не самые приятные моменты тогда пережил Бес, до сих пор мурашки по коже. Наверное, зря он тогда так поступил, зря надавил на больное – любовь к ребенку. Но другого способа выжать из Наковальни деньги он не нашел, да и тут просчитался – кто мог подумать, что этот ее отморозок Жека вычислит его человека раньше, чем тот успеет закончить дело. И как только сумел – в чужой стране, без языка, найти себе подручных? Воистину – любовь штука страшная, толкающая на любые безумства и любые подвиги. И это надо бы учитывать. Денег Гришка так и не получил, зато настроил Наковальню против себя, а уж она-то, если решит поквитаться, сделает это в тот момент, когда он и ждать не будет. Сколько людей на этом погорело в прошлом! Поэтому сейчас Гриша Бес старался предусмотреть все, любую мелочь, каждое незначительное совпадение, каждый мало-мальски понятный знак. Однако он понимал, что вряд ли сможет предугадать все, непременно найдется то слабое место, в которое ударит хитрая Наковальня. Он даже подумывал о том, чтобы отправить Виолу и сына подальше, куда-нибудь за границу, пусть там поживут, будут в безопасности и заодно развяжут ему руки. Если придется идти на крайние меры – Гришка не хотел, чтобы рядом была жена, которая сможет повлиять и надавить. Он и сам не понимал, каким образом Ветке удаются все ее тонкие комбинации, в ходе которых он круто менял уже принятое решение. В ее «ведьминские» способности он не верил – что за чертовщина, в самом деле! Не бывает такого, он же не ребенок, чтобы верить в сказки. Но всякий раз, когда Ветка смотрела на него в упор прозрачными голубыми глазами, Бес чувствовал ледяной холодок, пробегавший по спине. Он никак не мог понять, что до сих пор связывает его супругу с Коваль, ведь уже давно – насколько он знал – они перестали быть любовницами. В существование женской дружбы Гришка не верил, никогда прежде ему не встречались женщины, способные дружить между собой и ничего не делить. Конечно, у Коваль и Виолы вкусы на мужчин были слишком разные, чтобы кто-то из представителей сильного пола мог встать между ними, но ведь чем черт не шутит. Бес знал и о том, что с тем же Хохлом его дорогая супруга оказывалась в постели, но даже это не смогло помешать им с Мариной продолжать общаться. Возможно, дело в том, что слишком уж самодостаточная Наковальня настолько уверена в себе, что попросту не заметила этого, не придала значения, не взревновала, как сделала бы на ее месте любая нормальная баба. Любая – но не Коваль. Нормальностью там и не пахло, и Гришка ощутил это еще во время первой встречи, когда только-только заявился в этот город и начал потихоньку отвоевывать территорию у местных авторитетов. Именно на Наковальню он тогда сделал ставку и не ошибся. Не будучи официально «в авторитете», эта деваха имела такой вес в криминальном сообществе, что за ней сразу подтянулись и еще несколько человек. Всем вместе им удалось свалить тогдашнего «смотрящего», а Гришка встал на его место. И примерно тогда же он попытался подмять под себя всех так, чтобы ни у кого не возникло мысли задрать хвост. Всех – кроме Наковальни. Она ускользала из его цепких пальцев всякий раз, когда он только делал какое-то движение в ее сторону. Поддержка в лице Хохла тоже не раз помогала, и даже вмешательство авторитета со стороны не помогло. Бедолага Кадет поплатился жизнью за попытку отхватить кусок из принадлежавшего Коваль. Разумеется, доказать причастность Хохла к расстрелу его джипа никто не смог, но Бес нутром чувствовал – Женькиных рук дело, больше некому. Только этот отморозок мог в одиночку выйти на лесную дорогу с автоматом наперевес и хладнокровно изрешетить машину и всех, кто в ней находился. Однако не пойман – не вор, и Гришка ничего не смог с этим поделать. Но повторить судьбу старика Кадета он тоже как-то не стремился, а потому на время оставил Наковальню в покое. И, не ввяжись она в разборки с местными «черными», не пришлось бы ей лежать бесчувственным поленом в больнице и сбегать потом за бугор, объявив себя мертвой. Даже это сумел провернуть Хохол, без памяти влюбленный в нее и готовый ради нее на все. Да, любовь – страшная сила…
Сидя в кабинете мэрии, Гришка не мог отвязаться от мысли, что Наковальня снова где-то рядом. Он всегда остро чувствовал опасность, и именно сегодня это чутье обострилось до крайности. Нужно было усилить охрану – как личную, так и дома вообще, хотя Бес понимал – что такое охрана для женщины, вертевшей раньше половиной уголовников в регионе. Она и в одиночку сможет его достать, а уж если рядом будет ее Жека…
Со вздохом Бес позвонил в гараж и потребовал машину к входу – пора было ехать домой. Но даже окруженный кольцом мордоворотов, он поймал себя на том, что инстинктивно вжимает голову в плечи, словно ждет падения кирпича с крыши, например – а что, с Наковальни станется…
– Черт тебя дери, – зло пробормотал Бес, гнездясь на заднее сиденье бронированного «мерса», и охранник почтительно склонился к дверке:
– Что-то случилось, Григорий Андреевич?
– Нет. Но и не должно, понял? Иначе – на хрен я такую роту охраны оплачиваю, правда?
Охранник смолчал. Ему платили не за разговоры.
Лицо было ужасно. Она старалась как можно реже брать в руки зеркало, чтобы не расстраиваться и не пугаться всякий раз. Конечно, все пройдет, нужно просто время, однако пока вид собственного отекшего, опухшего лица с красными шрамами и наплывшими на глаза веками удручал. Но Марина поддерживала себя в добром расположении духа тем, что, когда все это безобразие закончится, она станет практически неузнаваемой, а для выполнения собственных задумок это было самым главным.
«Приеду в Россию, первым делом навещу кладбище, – думала она, водя расческой по волосам, отросшим уже почти до плеч. – Только придется делать это ночью, чтобы ни у кого, даже у сторожа, не возникло ненужных мыслей. Так будет даже лучше – спокойно посижу, поговорю с Егором, поплачу без свидетелей. Заодно и к Волошину зайду – сто лет у него не была».
Федор Волошин когда-то давно, так давно, что это казалось уже нереальным, был ее довольно сильной любовью, человеком, пытавшимся не дать ей уйти в пучину криминала, и это ему почти удалось. Если бы не Мастиф… Если бы не старый лис, подстроивший пьяную перестрелку в кафе, в ходе которой Федор был смертельно ранен и умер на руках Марины в больничной палате. Сколько раз любимые люди покидали ее вот так – глядя ей в лицо широко раскрытыми, уже нездешними глазами… Федор, Череп, потом – муж… Эти раны так никогда и не затягивались, не заживали, причиняя всякий раз нестерпимую боль. Они умирали – а она все жила, все продолжала вариться в том же соусе, мстила, как могла, за их смерть. Только это и успокаивало немного – что никто из обидчиков не ушел живым, не остался безнаказанным. Но даже это не заглушало душевной боли. «Если бы не я, они были бы живы, – думала Марина всякий раз. – Если бы у них хватало сил отказаться, отойти в сторону… Почему так? Ну, почему? Неужели я способна причинять только страдания? Ведь никто из моих мужчин, что бы там они ни говорили, никогда не был счастлив рядом со мной. И только Хохол сумел уцелеть. Тогда почему я никак не могу отбросить свои заморочки и стать такой, как он хочет? Почему не могу быть просто женой? Почему меня постоянно тянет в какие-то дебри, к каким-то опасным вещам? Неужели я обречена всю жизнь мучить окружающих? За что, почему? Почему – я?» Этот вопрос много лет не давал ей покоя, еще с тех пор, когда она, будучи совсем молодой девчонкой, попалась на глаза криминальному авторитету Мастифу, разглядевшему в ней характер и силу, способную управлять многими. Он не рассчитал только того, что Марина придавит и его тоже, отправит на тот свет недрогнувшей рукой и будет с улыбкой наблюдать за тем, как он уходит. Наверное, он просто не подумал, что молодая женщина способна на такое, что она не побоится и вдобавок еще и заручится поддержкой его собственного заместителя Сереги Розана, а тот уговорит и остальных. Опасно недооценивать противника, и вдвойне – если противник женщина. Коваль хорошо изучила мужчин и знала, какой к кому найти подход, потому и не составило ей особого труда перетянуть на свою сторону тертого жизнью Розана. Да и потом, оставаясь как бы на втором плане, она умело стравливала между собой местных авторитетов и неизменно выходила победителем из всех разборок, получая желаемое без особого труда. Это сейчас ей все приходилось решать самостоятельно, потому что ее как бы и не было уже. Кто такая Мэриэнн Силва, подданная Великобритании? Да никто. Но и в этом был свой плюс – никому из бывших «приятелей» не приходило в голову искать ее. И только Бес… Бес, будь он неладен, которому пришлось открыться и признаться в том, что жива-здорова. Хохол удружил. А она так до сих пор и не знала, что же именно он устроил в родном городишке перед тем, как увезти ее из страны. Бес туманно сказал что-то о кровавой резне в каком-то клубе, но подробностей она не вытянула ни из него, ни, разумеется, из Хохла, не желавшего посвящать ее в то, что произошло. И в этот свой визит в родные пенаты она непременно все выяснит.