—Ты прав! Лучше дотащить ее до моря и там сбросить со скалы. Тогда она сможет говорить только с рыбами!
Он хихикнул, оценив собственную шутку, но не мог смеяться громко, опасаясь быть услышанным.
Он ушел назад к стойлам.
Потом раздался стук копыт, и Шалом вывели во двор.
До Эльмины донесся шепот Эйба:
— Поторапливайтесь! Пора ехать!
Девушка почувствовала, как Берт забрался в седло позади нее, натянул поводья и резко рванул ее к себе.
Она с трудом удерживалась в седле, понимая, что легко может из него выпасть и пораниться.
Поэтому как можно сильнее коленками сжала бока лошади, обрадовавшись, что на ней были панталоны вместо юбки, в которой легко ехать только в дамском седле.
Они медленно тронулись со двора.
Кажется, впереди на Шалом ехал Эйб, француз же следовал за ним.
Не в силах уснуть, маркиз вспоминал о прибытии арабской кобылы и о минувшем дне, проведенном вместе с Эльминой.
Каждый вечер, укладываясь спать, он волей-неволей перебирал в памяти их разговоры, все больше изумляясь живости ее ума.
Он постоянно удивлялся разнообразию ее интересов и степени знаний, которые демонстрировала эта юная девушка во время их бесед.
В сущности, теперь он уже не сомневался, что священник не льстил Эльмине, признавая за ней способность легко получить степень, если б она могла учиться в университете.
Маркиз в отличие от большинства своих сверстников и сам любил получать знания.
Во время учебы в Оксфорде он выделялся своим трудолюбием и любовью к спорту.
Принимая участие в состязаниях, он стал членом Баллингдонского клуба, хотя, к сожалению, пил намного больше, чем следовало.
Впрочем, он располагал к себе наставников упорством в постижении наук.
В Оксфорде же он научился брать себя в руки и ценить время столь высоко, что каждую минуту старался тратить его с пользой для себя.
Однако вскоре он обнаружил, как мало ценятся его знания в высшем свете.
Они не приносили никакой отдачи. И если беседа в Букингемском дворце была скучна и банальна, то же самое наблюдалось и на большинстве званых обедов, устраиваемых в домах аристократов.
Бывали, впрочем, исключения, и, приняв наследный титул, он в первый же год стал проводить время в обществе старших и более умных женщин — просто с ними ему было интереснее.
Они, в свою очередь, сразу отмечали, что своими умственными способностями он явно отличается от сверстников.
Ну а потом он попал в любовные сети сначала одной прекрасной дамы, затем другой.
Все это были замужние особы, старше его на несколько лет.
От них он многое узнал о любви. Но любовь для этих женщин означала потворствование их желаниям и имела мало общего с сердечной привязанностью, или, как определила бы Эльмина, чувство редко затрагивало их души.
Повзрослев, маркиз стал предпочитать дружбу с теми, кого можно было назвать государственными деятелями, особенно в области внешней политики. Среди его гостей нередко появлялись иностранные послы, представлявшие интересы своих стран в Лондоне.
По крайней мере раз в месяц он давал званый обед в своем лондонском доме на Парк-Лэйн, куда вообще не приглашались дамы, и беседа проходила на достойном интеллектуальном уровне.
Как ни странно, пообщавшись с Эльминой всего неделю, маркиз понял, что девушка, ставшая его женой, не попала бы впросак ни на одном из его званых обедов, пусть это и казалось на первый взгляд совершенно невероятным и абсурдным.
Однако можно было нисколько не сомневаться, что она сумеет легко поддержать беседу с его высокообразованными гостями, независимо от предмета обсуждения.
Он затруднялся вспомнить хотя бы одну женщину в своем окружении, с которой беседовал на равных, разве только его давнишние знакомые дамы, с которыми он общался по окончании Оксфорда.
Его поражало, что, вступая с Эльминой в словесные баталии, он часто вынужден был либо признавать ее равной в споре, либо соглашаться с ней во всем, так как она своими доводами «клала его на обе лопатки».
Он не забыл урок, преподанный ею в первую ночь после свадьбы.
Что касается карате и джиу-джитсу, маркиз с удовлетворением отмечал, что его мастерство растет день ото дня и Чанг, истинный знаток этого дела, несомненно, доволен его успехами.
— У вас природный дар, ваша светлость, — отметил он сегодня после занятий. — Приятно заниматься с таким сильным, выносливым и сообразительным учеником, как ваша светлость!
— Спасибо, — обрадовался похвале маркиз.
Фалькон действительно нравился Чангу; он не подвергал сомнению заповеди учителя, необходимые для понимания научных и духовных основ этих физических упражнений.
Он с удовольствием постигал специальную технику дыхания и принимал то, на чем твердо настаивал Чанг: карате начинается и заканчивается вежливым отношением к противнику.
Эльмина удивлялась искренней готовности маркиза поклониться своему противнику до начала поединка и тому, как он благодарит его по окончании боя. Лошадь, на которой сидела Эльмина, все дальше и дальше уходила от Фалькона, но девушка теперь уповала на мысленное обращение к маркизу на расстоянии.
Чанг учил обоих, что за каждым их ударом, за каждым движением в борьбе должна стоять мысль.
Надо думать, и тогда легко будет предугадать действия противника.
Карате — это не столько и не только борьба, в его основе лежит вера в силу разума, в действенность человеческой мысли.
Теперь Эльмина, испуганная, отчаявшаяся и беспомощная, молилась в надежде донести до маркиза весть о страшной опасности, в которой она оказалась.
Перед лицом смерти, думая, что никогда больше ей не доведется его увидеть, она в отчаянии звала на помощь.
Казалось, этот трепетный зов исходит от каждой клеточки ее тела, каждого пульсирующего нерва.
«Помогите мне! Спасите меня!» Отправляя стрелы своих мыслей, она не забыла и о Чанге, пытаясь быть услышанной им тоже.
Маркиз зажег свечи у изголовья кровати: не в силах заснуть, он решил немного почитать.
Ничего не сказав Эльмине, он взял из библиотеки книгу о буддизме.
Нечто в ее словах подсказало ему, что буддизм тесно связан с восприятием карате и она многое постигла именно благодаря изучению буддизма.
Фалькону давно не приходилось читать столь серьезные книги, поэтому он не торопился и очень медленно вникал в смысл каждого предложения, ничего не оставляя без внимания, даже пытался находить чуть ли не в каждом слове тайное значение.
Но почему-то ему все время виделось лицо Эльмины — ее образ мешал ему сосредоточиться на чтении.