— Не хотите ли прогуляться по саду? — спросил он.
Корнелия закрыла журнал:
— Нет, благодарю вас. Я лучше отправлюсь спать.
— Хорошо. Полагаю, вы устали. Я приду позже.
Последние слова заставили Корнелию принять решение и лишили ее внешнего самообладания, которое она на себя напустила.
— Нет! — непривычно громко произнесла она, а потом заговорила неожиданной скороговоркой, пытаясь выразить свои чувства. — Вчера вечером я услышала ваш разговор с моей тетей. Теперь я знаю, зачем вы женились на мне! Теперь я знаю, зачем я вам понадобилась! Я буду только называться вашей женой, но никогда не позволю вам дотронуться до себя! Это было бы кощунственным предательством того, что для меня свято.
Она поднялась во время речи и теперь стояла, глядя ему в лицо, и кружева, украшавшие низко вырезанный лиф, колыхались от гнева.
— Значит, вы слышали нас, — неуверенно произнес герцог.
— Да, я слышала все, что вы говорили. Даже не верится, что мужчина или женщина может опуститься так низко, может так легко забыть все, что связано с честью и приличием.
— И тем не менее, вы вышли за меня?
Вопрос удивил ее, и ответа у нее не нашлось. Тогда, так как она не прерывала молчания, герцог продолжил:
— Мне на самом деле жаль, если вы услышали то, что не предназначалось для ваших ушей. С глубочайшим сожалением я понимаю, что, наверное, ранил ваши чувства. В то же самое время вы должны простить меня, раз согласились выйти замуж, не настаивая при этом, чтобы любовь была частью нашей сделки.
— Ни на что подобное я не соглашалась, — поспешно возразила Корнелия.
— Мы не говорили о любви, — сказал герцог. — Я сделал вам предложение, когда видел вас всего второй раз в жизни. Не могли же вы в самом деле предполагать, что я полюбил вас после столь короткого знакомства!
— Но неужели нужно долгое время знать человека, прежде чем полюбишь его? — спросила Корнелия.
— Как правило, да.
— А я часто слышала о любви с первого взгляда, — заметила Корнелия.
Герцог сделал нетерпеливый жест рукой.
— Это случается редко, в исключительных случаях и, возможно, с исключительными людьми, но у нас с вами все по-другому. Я предложил вам свое имя, и вы приняли его.
— Если это было деловое соглашение, то следовало предупредить меня, — ответила Корнелия, — но даже бизнесмен, как мне кажется, настоял бы на том, чтобы знать причины такого договора. Вы же не сказали мне, когда предлагали свое имя, что делаете это только потому, что я должна служить ширмой для вашей незаконной связи с женой моего дяди.
— Я могу сказать только одно — мне жаль, что вы обо всем узнали, — сказал герцог.
— Значит, предполагается, что я буду любезной женой, которая смотрит на измену мужа, словно на какие-то пустяки?
— Я не просил вас об этом, — холодно ответил герцог.
— Но именно это было задумано вами и тетей Лили! — воскликнула Корнелия.
— Надеюсь, вы простите меня, если я замечу, что лучше нам не обсуждать леди Бедлингтон, — сказал герцог.
— Больше мы не будем обсуждать ни ее, ни это дело. Вы знаете, что мне все известно. Я желаю только внести ясность в то, что я выполнила свою часть договора. Я вышла за вас замуж. Стала вашей женой. Не в моих силах помешать вашей неверности, но я хочу, чтобы вы знали: я ненавижу и презираю вас. Я думаю, что вы и те, кто вас окружает, не имеете ни порядочности, ни устоев, ни чести. Как вы только что умно заметили, мы заключили сделку. Теперь я герцогиня, а вы можете использовать мои деньги. Мне остается только надеяться, что они принесут вам счастье.
Закончив говорить, Корнелия отвернулась. С высоко поднятой головой, заставив себя идти с достоинством, она пересекла длинную комнату и тихо прикрыла за собой дверь. И только оказавшись в коридоре, она начала бежать. Промчалась по холлу и вверх по лестнице в свою спальню. Закрыв дверь, она щелкнула замком, а потом еще долго стояла, прислонившись к дверной створке, словно опасалась — или надеялась — что он будет преследовать ее.
Но снаружи не донеслось ни звука, а в комнате только слышалось безжалостно медленное тиканье часов на камине.
На следующее утро герцог и герцогиня Роухамптон пересекли Ла-Манш. Путешествие, достойное королевы, подумала Корнелия, поднимаясь на борт парохода в сопровождении целой группы официальных лиц в цилиндрах и золотых галунах.
Каюта люкс была украшена цветами, стюарды выстроились шеренгой, ожидая приказаний. Корнелия легко переносила морские путешествия, но когда герцог объявил о своем намерении прогуляться по палубе, она почувствовала, что ей лучше остаться в каюте, чего, по-видимому, от нее и ждали.
Нарядные корзины орхидей и гвоздик, а также бутылка шампанского, которую принес и открыл стюард «по распоряжению его светлости» послужили малым утешением одиночества, ведь она могла не сидеть взаперти, а выйти на палубу и посмотреть, что вокруг происходит. Как ни расстроили ее личные переживания, Корнелия все-таки в первый раз в жизни отправлялась за границу и не могла не чувствовать по этому поводу радостного волнения.
Поездка во Францию была ее давней мечтой, к тому же ей приятно было сознавать, что по-французски она говорит просто превосходно. В свое время ее мать настояла, что именно в этой области знаний она должна достичь совершенства. Поэтому, хотя все другие уроки носили несколько хаотичный характер (ей преподавал ирландец, отставной школьный учитель, который все заработанное тратил на виски), французский Корнелия выучила у графини де Кейль. Графиня, пожилая дама, внушавшая окружающим благоговейный ужас, приехала жить к своему внуку в Ирландию, когда ей было далеко за семьдесят, и она решительно отказывалась говорить на каком-либо языке, кроме своего родного.
Уроки французского для Корнелии не только означали умственные упражнения, но и требовали значительных физических усилий, так как, чтобы добраться до графини, ей приходилось проезжать верхом в любую погоду более пятнадцати миль по деревенскому бездорожью, и часто по приезде она выслушивала выговор за опоздание на несколько минут.
К счастью, графиня любила свою ученицу и гордилась ее успехами, которые частично объяснялись тем, что кузина Алин довольно бегло владела языком, получив образование в монастыре под Парижем. К сожалению, однако, до самой смерти она говорила с акцентом, в котором безошибочно угадывалось британское происхождение.
Корнелия гордилась своим парижским выговором, но в то же время хорошо сознавала, что в других областях знаний осталась безнадежно необразованной. Складывала она на пальцах, а ее невежество в географии заставило бы устыдиться любого школьника. Но по сравнению с большинством ее сверстниц, Корнелия была начитанной. Круг ее чтения был далек от моды или современности, потому что в библиотеку Роусарила редко попадали новые книги; но классики были ее старыми друзьями, а еще она много читала французских авторов, поэтому благодаря знакомству с ними и урокам графини, Париж ей представлялся в виде некоего Эльдорадо, где любой человек, пусть даже самый глупый и невежественный, будет обязательно счастлив.