Корнелия говорила с горечью и по выражению лица герцога поняла, что вызвала его интерес.
— Я очень мало знаю о вашей семье, — сказал он. — Вы не расскажете о своей жизни в Ирландии?
— Боюсь, вам будет неинтересно, — ответила Корнелия. — Моя жизнь так не похожа на то, к чему вы привыкли в Котильоне, или на жизнь моих дяди и тети в Лондоне.
Говоря это, она вспомнила о тете Лили — великолепной нарядной красавице, каждый вечер выезжающей в гости. Она подумала о том, как Лили танцевала, смеялась и беседовала в кругу элегантных, состоятельных людей, по очереди развлекавших друг друга на бесконечных званых вечерах, которые устраивались как в Лондоне, так и в загородных особняках.
И тут же вспомнила свою мать, которая всю жизнь боролась, чтобы жить цивилизованно в ирландской глуши, стараясь выглядеть прилично вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на соседей, а потому что не хотела поддаваться бедности и заброшенности Роусарила. Наверняка и ей иногда хотелось побыть среди друзей и знакомых, которых она знала во времена юности, но она не была им нужна, когда обеднела.
Это были те же люди, размышляла Корнелия, которые заискивали перед герцогом и его матерью, ведь в Котильоне так удобно пожить недельку-другую. Что у нее с ними общего? Ничего! Она не из их круга, а герцог, очарованный этими расфуфыренными особами, ни за что не поймет ее презрения к ним.
— Мне нечего вам рассказать, — резко отрезала Корнелия в ответ на вопрос герцога, и потому, как он взялся вновь за газету, поняла, что он счел ее дурно воспитанной.
Он не должен знать, решила она, что ее сердце рвется к нему, что больше всего на свете ей хочется протянуть руки через стол и дотронуться до него и молить, чтобы они хотя бы были друзьями! Но тут между ними возник образ тети Лили, бело-розовой, златокудрой прелестницы, и в Корнелии вновь всколыхнулась ненависть.
«Я рада, если он страдает из-за нее точно также, как я страдаю из-за него», — подумала Корнелия и сама поразилась, какой болью отозвалась в ней эта мысль. Все было бесполезно… она любила его. Она любила его тонкие ухоженные руки, грациозность, с которой он легко опускался в кресло, отброшенные со лба волосы, гордую манеру вскидывать голову. Ей нравились его глянцево-черные брови вразлет над глубоко посаженными глазами и изгиб губ, когда он улыбался!
Все в нем превосходно, заключила Корнелия, и заставила себя отвести глаза, чтобы взглянуть на пейзаж за окном. Нужно думать о чем-то другом — о Франции, например, она так давно хотела побывать здесь, еще с тех пор, как была ребенком.
«Мне теперь всю жизнь останется довольствоваться только вещами, а не людьми», — сказала она себе и поняла, что не люди ей нужны, а один человек — только один мужчина, который любил бы ее не меньше, чем она его.
Время тянулось медленно, но, к счастью, грохот быстро идущего поезда не позволил вести беседу, поэтому вскоре герцог задремал, а затем и Корнелия последовала его примеру. Когда они проснулись, оказалось, что Париж уже совсем близко.
С первой минуты, ступив на платформу Северного вокзала, Корнелия была ошеломлена и очарована всем, что увидела — носильщиков в синих блузах, звонкие и пронзительные крики которых были полны радостного возбуждения, мужчин и женщин, совершенно непохожих на ее соотечественников, детей, деловитых и серьезных, как и их родители, пуделей шутовского вида с острыми умными глазками — все было так ново и необычно. Париж! Она в Париже!
Молодоженов ждала присланная из отеля «Ритц» карета с ливрейными лакеями и кучером в цилиндре. Все, кто приветствовал их, улыбались и, как показалось Корнелии, сразу проявляли сердечное радушие, которого так не хватало более сдержанным и флегматичным англичанам.
«Ритц», самый известный отель в Париже, был открыт семь лет тому назад гением гостиничного дела Цезарем Ритцем. Корнелия невольно вскрикнула от восторга, когда переступила порог огромной гостиной, окна которой выходили в сад, и увидела элегантную обстановку этой комнаты и двух спален, смежных с нею.
Ванные комнаты в «Ритце» в свое время поразили весь высший свет. Ни в каком другом отеле нельзя было найти их в таком количестве и таких роскошных. В отеле «Бристоль», где король Эдуард останавливался почти в течение сорока лет, пока был принцем Уэльским, была только одна ванная комната на каждом этаже. Цезарь Ритц настоял на том, чтобы в каждом номере была отдельная ванная, и теперь Корнелия решила, что ее ванная, отделанная мрамором и голландской плиткой, не уступает по красоте и уникальности гостиной с цветным потолком, алебастровыми урнами, коврами, гобеленами и мебелью, скопированной вмузеях.
— Подумать только, отдельная ванная, Вайолет! — воскликнула Корнелия, снимая шляпку в огромной спальне с высокими потолками.
— Это больше похоже на дворец, чем на отель, не так л и, ваша светлость? — с благоговением пробормотала горничная.
Для Корнелии «Ритц» и был настоящим дворцом, только гораздо более удобным. Его другие качества она открыла часом позже, когда они с герцогом спустились к обеду.
Вечер выдался жаркий, без дуновения ветерка, небо сияло от звезд — вечер, полный романтики, и «Ритц» был готов поддержать общую атмосферу. Столы накрыли в саду перед рестораном. Фонтан бил всеми цветами радуги, отражая огоньки свечей на столиках и волшебных фонариков, спрятанных среди деревьев и цветов. Воздух наполнял аромат роз, музыка ласкала слух, подавались изысканные кушанья, изумлявшие вкусом и запахом, которые могли быть созданы только величайшим поваром Европы — Эскофьером.
— Здесь как в сказке, — робко произнесла Корнелия. Герцог улыбнулся.
— В теплый вечер приятно пообедать на открытом воздухе, — сказал он.
Корнелия не собиралась допускать, чтобы его безразличие ко всему испортило ей вечер.
— Все чудесно, — сказала она.
Тихая музыка, доносившаяся из открытых окон, на секунду унесла ее в мир волшебства, в котором не было места предательству.
Затем она поняла, что герцог обращается к ней с легкой ноткой раздражения в голосе оттого, что она не ответила ему, каков будет ее выбор. Корнелия уставилась в огромное меню и поняла, что совершенно неспособна принять решение.
— Закажите для меня, пожалуйста, — застенчиво попросила она.
Герцог обсудил различные блюда с внимательным метрдотелем, а официант принес бокалы с хересом, который они пили в ожидании первого блюда.
К удивлению Корнелии, обед прошел очень быстро. Вокруг происходило столько всего интересного, что ее совсем не угнетали длинные паузы в разговоре с герцогом, как было бы в другое время. Только заметив его взгляд, брошенный на часы, она обратила внимание на то, что столик убран, а они все сидят и сидят, хотя обед уже давно окончен.
— Пойдемте? — спросила она, не совсем понимая, что нужно делать.
— Полагаю, вы захотите пораньше лечь спать, — ответил он, — сегодня у вас был трудный день.