Накануне вечером она обедала с маркизом, облачившись в его шелковую пижаму и летний халат из тонкого материала.
Одежда была слишком длинной, поэтому она подвернула полы халата и пришпилила их английскими булавками.
Вместо пояса она повязала длинный шарф, который очень подходил к ее глазам.
Маркиз отметил про себя, что ему никогда не приходилось видеть таких поразительных темно-синих глаз.
Он с удивлением отметил, что никогда прежде не обедал наедине со столь молодой девушкой.
Хотя его родственники не переставали твердить, чтобы он женился на молодой девушке, ему казалось, что такая девушка непременно будет скучной и не сможет разделить всех его пристрастий и увлечений.
Ция же, несмотря на свой юный возраст, знала о лошадях очень много и прекрасно в них разбиралась.
Ее, как и маркиза, очень интересовала история полка, в котором служил ее отец.
Ция задавала ему интересные и очень неглупые вопросы о его недвижимости и о сельском хозяйстве, в котором она тоже, как выяснилось, неплохо разбиралась, так как долгое время жила с родителями в их имении за городом.
Она считала, что фермеров необходимо убеждать вводить разнообразные новшества, хотя они, к сожалению, относятся к ним с недоверием.
Одним словом, когда вечер подходил к концу, маркизу показалось, что он обедал с самим Гарри. Именно с ним он обсуждал подобные темы.
Рейберн настоял, чтобы Ция рано легла спать. Он не без основания полагал, что она сильно утомлена пережитыми накануне событиями.
Девушка рассказала ему, что в монастыре она плохо спала ночами, ожидая, что с ней случится самое худшее.
С трудом верилось в то, что отец Протеус осмелился бы пойти на хладнокровное убийство.
Однако что могло бы ему помешать, завладей он деньгами Ции?
Отправляясь спать, маркиз все еще прокручивал в голове произошедшие с ними события и обдумывал услышанное от девушки.
Все случившееся казалось нереальным, словно он участвовал в каком-то спектакле или читал захватывающий роман, который вот-вот должен подойти к концу.
Пока он засыпал, ему так и не пришло в голову, что все это время он ни разу не вспомнил о Жасмин.
* * *
Несмотря на ранний час, маркиз уже заканчивал свой завтрак. Только он подумал о том, что Ция, должно быть, еще спит или решила перекусить у себя в каюте, как девушка вошла в гостинную.
Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова.
Вчера вечером в его пижаме и с просто убранными волосами, она выглядела привлекательной. Но сейчас в настоящем платье она была поразительно красива.
Хотя единственной достойной вещью, которую удалось достать в Плимуте, было простое летнее платье"
Незатейливая юбка была украшена сзади на поясе мелкими складками, а тонкая талия девушки была перехвачена шелковым шарфом темно-синего цвета.
Это платье подчеркивало прекрасную фигуру и в особенности оттеняло нежную стройную шейку.
Видимо, капитан позаботился и о прическе, так как волосы Ции были собраны и заколоты в шиньон.
Маркиз поднялся ей навстречу со словами:
— Уверен, ваш отец был бы счастлив увидеть, как вы прекрасны.
Ция улыбнулась:
— Теперь я чувствую себя как прежде. То уродливое монашеское одеяние я выбросила в море!
Маркиз рассмеялся:
— Надеюсь, оно унесет на морское дно все ваши неприятности.
Он помог Ции сесть за стол и велел стюарду принести закуски.
— Вчера вечером, — начала Ция, — я забыла поблагодарить вас за первый после долгого перерыва настоящий вкусный обед! Я была так увлечена разговором, что начисто позабыла о простых приличиях.
Маркиз подумал, что ни одна другая женщина не смогла бы таким удивительным образом показать, что общение с ним доставляет ей радость.
Накануне вечером она выглядела как подросток, теперь же перед ним была действительно молодая женщина. Вскоре ей предстоит начать блистать в лондонском свете.
Утром, одеваясь к завтраку, он решил попросить свою бабушку представить Цию ко двору.
Несмотря на свои семьдесят лет, вдовствующая маркиза была живой и полной сил женщиной.
Она не любила оставаться одна в Дубовом замке — там ей было слишком скучно. И при каждом удобном случае миледи навещала Лондон.
Сейчас она гостила у маркиза в доме на Парк-лейн, где раньше у нее был один из самых блестящих салонов.
«Бабушка будет счастлива, если я попрошу ее позаботиться о дебютантке, — думал маркиз. — Ции с ее красотой не будет отбоя от предложений руки и сердца».
Ему также пришла в голову мысль, что ее богатство сделает ее добычей охотников за приданым.
«Но, будучи ее опекуном, — решил маркиз, — я позабочусь о том, чтобы к ней сватались по любви, а не из желания прибрать к рукам ее деньги».
Теперь, глядя на девушку, он был абсолютно уверен, что найдется много мужчин, которые влюбятся в нее с первого взгляда.
Маркиз знал, что от него потребуется много сил и времени, чтобы держать ситуацию под контролем. Однако он не мог понять себя: то ли его эта мысль угнетала, то ли, наоборот, радовала.
— Мы долго здесь пробудем? — спросила Ция, принимаясь за завтрак.
По этому простому вопросу маркиз понял, что она все еще боится отца Протеуса, который, как ей казалось, может явиться в любую минуту и увезти ее.
— Мы уедем сразу же, после того как я поговорю с лейтенантом полиции, — ответил маркиз. — Но, боюсь, Ция, вам придется ответить на ряд вопросов о монастыре.
Он подумал, что она может отказаться, и добавил;
— Знаю, что это неприятно, но мы должны подумать о сестре Марте и о других беспомощных девушках, которые могут оказаться в руках этого преступника. Они-то вряд ли так проворны, чтобы вскарабкаться на высокий дуб.
Мягким, ласкающим голосом он стремился успокоить девушку.
— Я сделаю все, что потребуется. Может быть, кто-то из живших раньше в монастыре монахинь захочет вернуться, если, конечно, после отца Протеуса на счету монастыря остался хоть пенни.
* * *
На следующее утро маркиз узнал о том, что прежде в этом монастыре проживали пожилые женщины, у которых не было другого пристанища.
Затем отец Протеус прибрал его к рукам и вызвал своих сообщников. Прежний священник был слишком болен, чтобы бороться против них, а мать-настоятельница необыкновенно напугана. Так что преступники просто захватили управление монастырем в свои руки.
В монастыре не было никого, кто бы посмел возражать или жаловаться.
— Вы понимаете, ваша светлость, — объяснял прибывший начальник полиции графства, — что мне не поступало никаких жалоб от обитателей монастыря. У меня не было оснований вмешиваться в это дело.