— Это… будет трудно, милорд, и… этого вообще не стоит делать, — ответила Тэлия.
— Но так хочу я, а это уже совсем другое, — сказал граф. — Ведь вас, должно быть, разочаровало, если бы книга, которую вы решили почитать перед сном, неожиданно кончилась после первой главы.
Тэлии пришлось признать рассудительность и правоту его слов. И в то же время это ее напугало.
Чувствуя прикосновение его рук к своим, чувствуя близость графа, Тэлия уже не могла игнорировать его как мужчину, хотя это и удавалось ей в начале вечера.
— Мне… нравится беседовать с вами, милорд, когда… вы не пытаетесь… шантажировать меня, — помолчав, еле слышно произнесла Тэлия, — и я бы хотела увидеть вас снова, но… Этого нельзя делать, и это… так нелегко для меня… Так что, пожалуйста… не просите меня об этом больше! Будет гораздо лучше, если вы… исчезните из моей жизни!
— Именно этого я и не собирался делать, — сказал граф. — Поверьте мне, Тэлия, вы так очаровали меня, что отныне я буду считать часы до встречи с вами!
Тэлия резко повернула голову, но, не сумев в полумраке различить выражение лица графа, сказала:
— Я вижу, вы решили сменить тактику и теперь пытаетесь ухаживать за мной. Да, я сказала, что мне нравится разговаривать с вами, но это зависит от темы нашего разговора.
— Я хочу говорить о вас.
— Эта тема не подлежит обсуждению.
— Тогда я буду говорить о себе!
— Смотря в какой связи!
Граф тихо рассмеялся:
— Ну, если вы собираетесь устанавливать свои правила, то и я буду утверждать свои. Прежде всего так будет честно, а помимо того, всякому образованному человеку известно, что правила придумывают для того, чтобы их нарушать!
С этими словами граф приподнял ее руку, и Тэлия ощутила прикосновение его губ. Затем он поцеловал ее ладонь.
Не зная, что ей делать и какие слова произнести, девушка застыла, чувствуя, как от прикосновения его горячих губ по ее телу пробежала странная дрожь.
Чувство необъяснимого восторга и возбуждения пронзило ее, словно молния.
Она пыталась запротестовать, но ни одного слова не сорвалось с ее губ.
Когда она попыталась высвободить свою руку, экипаж остановился, и Тэлия обнаружила, что они уже добрались до Шеппердз-Маркет.
Кругом было тихо. Найти дорогу к дому номер восемьдесят два можно было лишь благодаря мерцающим газовым фонарям да свету звезд. Не доходя до дома, Тэлия остановилась.
— Не ходите дальше, милорд, — сказала она. — Анна будет высматривать меня в окно, чтобы не будить маму.
— Тогда пожелаем друг другу спокойной ночи, — сказал граф. — Когда я увижу вас завтра?
— Говорю вам, это невозможно.
— Вы знаете, что этого слова нет в моем лексиконе.
— Умоляю вас!.. Дайте мне обдумать то, что вы сказали о… наших беседах, но… это будет нелегко для меня…
— Тогда приглашаю вас на ужин завтра!
— Мне… нельзя соглашаться на это…
— Но вы согласитесь.
— Я… не знаю… Я не могу сейчас об этом… думать. Пожалуйста, дайте мне время… Или я совершу неверный шаг.
Умоляя его, Тэлии пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом — настолько он был выше ее ростом.
Граф, заглянув ей в глаза, тихо произнес:
— Больше всего на свете хотелось бы мне поцеловать вас на прощание. Но что бы вы ни говорили, Тэлия, даже если я ухаживаю за вами, то стараюсь делать это как подобает джентльмену и никогда не потребую от вас того, чего вы не пожелаете сами.
Тэлия затаила дыхание.
Его голос, в котором больше не звучало ни цинизма, ни насмешки, заставил ее сердце биться чаще.
— Благодарю вас… — еле слышно прошептала она.
Затем она повернулась и побежала к дому, словно хотела обрести защиту и убежище под его кровом.
Она так и не обернулась, и граф, провожая ее взглядом, подумал, знала ли она, что он ждал от нее этого?
Дверь открылась, и Тэлия исчезла.
На следующее утро во время конной прогулки, пока все лондонское общества еще нежилось в постели, граф размышлял о самых любопытных двух часах своей жизни, проведенных им накануне.
Из того, что он ожидал, ничего не осуществилось, и в подобной ситуации граф должен был бы пребывать в самом мрачном настроении, переживая крушение собственных планов.
Вместо этого он чувствовал себя очарованным тем, что Тэлия оказалась не похожей ни на одну из известных ему женщин.
Он попытался хладнокровно заверить себя в том, что испытывает подобные чувства лишь из-за отказа девушки принять его предложение, чего еще никогда прежде с ним не случалось.
Возможно, предлагая Тэлии стать его любовницей, он не принял в расчет того, что она может оказаться женщиной из совсем иного сословия, нежели те, кому он делал подобные предложения раньше.
» Да она настоящая леди «, — подумал граф, проезжая Роттен-роу.
Вопрос был в том, как можно употребить слово» леди» по отношению к заурядной торговке, проживавшей в рабочем доме на Шеппердз-Маркет. К девушке, не имеющей, по крайней мере на первый взгляд, ни образования, ни родственников, за исключением больной матери.
Графу пришло в голову, что она может быть внебрачным .ребенком какого-нибудь представителя знати, бессердечно лишившего свою дочь причитающихся ей благ.
Большинство таких внебрачных детей обычно были красивы и талантливы.
Это было бы разумным объяснением.
Но те из них, которых он встречал раньше, были прекрасно осведомлены о своем положении и не обременяли себя гордостью или самоуважением в отличие от Тэлии.
Вне всякого сомнения, она была воспитана в благородных кругах. Ее манеры держаться за столом, двигаться и говорить сделали бы честь Карлтон-Хаусу и вызвали бы одобрение самых строгих хозяек лондонских салонов.
Ее воспитание было настолько замечательным, что граф не сумел найти ни малейшего повода для придирки.
Беседуя с ней, он признал, что не встречал ни одной дамы, отличавшейся подобным остроумием и строгостью манер, с какой Тэлия сумела дать ему отпор, да так, что графу потребовалось применить всю свою изобретательность, чтобы не признать ее победителем.
Она не только получила превосходное воспитание благодаря по крайней мере одному из своих родителей, но также была умна и образованна, хотя, если верить Генри, в то же время настолько бедна, что не всегда имела кусок хлеба на обед.
Эта загадка настолько заняла графа, что он не удостоил даже взглядом встреченных знакомых, которые, сняв было шляпы в знак приветствия, с изумлением смотрели ему вслед.