Она была в замешательстве от его слов, но не стала ему возражать, и герцог продолжил:
— Женщины-служанки являются обычно помехой на яхте и более подвержены морской болезни, чем мужчины, поэтому ни леди Чатхэм, ни леди Рэдсток не взяли с собой камеристок.
Он увидел огонек, промелькнувший в глазах княжны, и досказал:
— Уже несколько недель, как мы покинули Англию, и, наверное, немало вещей в их гардеробе требуется починить, привести в порядок. Так вот я подумал, может быть, взамен на пальто и шарф леди Рэдсток вы смогли бы заняться починкой ее одежды, не отходя от постели вашего отца.
Наступило молчание. Наконец княжна сказала:
— Я не могу понять, ваша светлость, почему вы так… заботитесь… обо мне.
— Нравится вам это или нет, но вы, ваша светлость, являетесь моей гостьей, — сказал герцог, — а поскольку я люблю безупречность во всем, то хочу, чтобы в моем хозяйстве все шло гладко. Я уже сказал, что ваша болезнь могла бы доставить нам немало хлопот…
— Я не хочу причинять вам… беспокойства, но я не могу…
Она запнулась, и герцог договорил за нее:
— ..Принять милосердие от англичан.
— Я не говорила… этого! — быстро воскликнула она.
— Но вы об этом подумали.
— Как вы можете… знать, что я… думаю?
— Прежде всего, у вас очень выразительные глаза, — ответил герцог, — а потом, хотя я и не могу этого объяснить, но чувствую, что вы, вопреки своей воле, рады комфорту моей яхты, хотя и негодуете на меня, ее хозяина.
Княжна была поражена его проницательностью.
Он же понял, что раскусил ее до конца и задел за живое, и был удивлен, что ему это удалось.
Взяв себя в руки, она горячо произнесла:
— Я не буду попрошайничать. Мы обходились без этого все семь лет.
— Леди Рэдсток говорила мне, что вы зарабатывали себе на хлеб, — сказал герцог, — но пользоваться моим гостеприимством не то же самое, что брать хлеб у тех, кто, возможно, сам в нем нуждается.
Княжна не отвечала, и он догадывался, что ее наверняка не покидала мысль об ответственности англичан за смерть императора и его семьи.
— Никто из нас не может вернуть прошлого, — поспешил сказать он, — мы также не в силах изменить то, что уже произошло, но будущее — в наших руках.
По тому, как изменилось выражение ее лица, он понял, что она видит будущее таким же беспросветным, как и прошлое.
Она знала, что приезд в Египет с больным отцом и без денег снова обречет их на лишения и неуверенность в будущем. Единственное, что изменится, это то, что не будет больше постоянного ощущения опасности быть захваченными и убитыми большевиками.
Герцог хотел заверить ее, что позаботится, чтобы это будущее не представлялось ей столь пугающим, но он знал, что она сразу же станет возражать.
— Я хотел бы посоветовать вам, — сказал он, — хотя бы ненадолго позабыть ваши тревоги о будущем и сосредоточиться только на настоящем. Постарайтесь радоваться каждому дню, каждому часу и хотя бы на время заключите перемирие между собой и англичанами. Вряд ли вам под силу победить целую нацию в одиночку.
— Вы смеетесь надо мной? — резко сказала княжна.
— Отнюдь, я понимаю ваши чувства и думаю, что на вашем месте я испытывал бы то же самое.
Его голос посуровел, когда он продолжил:
— Понятно, что вы негодуете от того, что ваши кузины и ваш двоюродный брат были убиты таким жестоким, зверским образом, в, то время как, получив убежище в Англии, они были бы живы сейчас!
Ему показалось, что она удивилась его откровенности, но продолжил:
— Однако вы должны понять, что отношение к событиям современников может сильно отличаться от взглядов тех, кг оценивает их прошлое с позиций сегодняшнего дня. Я уверен, что, когда революция в России только начиналась, никому и в голову не могло прийти, что большевики возьмут власть в свои руки.
Он с недоумением пожал плечами и закончил:
— Кто бы мог подумать, что Ленин и Троцкий одержат верх на Всероссийском съезде Советов и свергнут Временное правительство?
— И даже после этого, — сказала княжна тихим голосом, — была… возможность… спасения императора и императрицы.
Герцог не считал, что тогда Британское правительство, даже если бы и пожелало, смогло бы вести переговоры с Лениным относительно безопасности императорской семьи.
Он помнил, как их увезли в Сибирь, в Тобольск, где они были заключены под стражу, а в следующем, 1918 году мм выделили солдатский паек, исключив из рациона питания кофе, масло и сахар.
Спустя три месяца членам императорской семьи сказали, что они отправляются в долгий путь, маршрут которого держался в строгой тайне.
Герцог слышал, что они пережили кошмарную дорогу.
Императорской семье пришлось проехать двести миль в жуткие холода на крестьянских телегах. В течение сорока часов они продвигались по ухабистым дорогам, и несколько раз при пересечении рек лошади оказывались по брюхо в воде. Россия уверяла весь мир, что царская семья находится в безопасности, однако на самом деле большевики во главе с Лениным заботились лишь о том, чтобы не допустить побега Романовых.
Они терпели унизительное обращение со стороны охраны.
Она состояла из твердолобых коммунистов, фабричных рабочих, которые по-обезьяньи подражали своим пьяным, сквернословящим лидерам.
Молодым княжнам не разрешалось никакое уединение, запрещалось даже закрывать двери в спальни; охранники по обыкновению присоединялись за едой к царской семье, чтобы шокировать всех, суя свои грязные руки в общее блюдо.
В июле охранников сменили сотрудники секретной службы.
Через двенадцать дней царская семья была разбужена в полночь под предлогом приближения Белой армии.
Всем было приказано быстро одеться и спуститься вниз, в полуподвальное помещение, и ждать, когда за ними прибудут автомобили, чтобы увезти.
Они собрались в крохотной комнатенке, императору и императрице предложили стулья, позади них встали четыре княжны и царевич, а подле них расположились слуги.
Вошли вооруженные агенты секретной службы.
Император был убит первой пулей, императрица — секундой позже, затем последовал свинцовый град, моментально сразивший княжон и их брата.
Остальных закололи штыками, в том числе и княжну Анастасию, которая была лишь оглушена выстрелом и потом получила полдюжины штыковых ударов.
Герцог вспомнил, как весь мир был потрясен, узнав о кровавой расправе. Он подумал, что княжна наверняка догадывается о его мыслях так же, как и он разделял с ней горькие чувства.
Он поднялся со стула и прошел через каюту к иллюминатору.