Люк, низенький коренастый мужичок, сказал:
— Ну ладно, я сделаю, как ты говоришь, Билл. Но смотри, как бы мы не угодили в ловушку.
— Наша умная юная леди знает, что ей грозит в таком случае, — усмехнулся Билл и бросил на Касю такой взгляд, что она вздрогнула.
Тут Саймон сказал:
— Дядя Дарси обещал вернуться домой к чаю.
Он удивится, что нас еще нет.
— А тут он как раз и узнает, где вы, — сказал Саймону Билл. — Ты ждешь чашечки чаю — но если мы ничего не получим, то и тебе чаю не видать.
Он засмеялся собственной шутке и закончил:
— Чем больше ты проголодаешься, тем быстрее будешь бежать домой, когда твой дядя нам за тебя заплатит.
Билл повернулся к Касе и с мерзкой ухмылкой добавил:
— Жаль, что вы этого не написали. Если герцог промедлит, вы тут совсем изголодаетесь.
Он опять засмеялся, вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице.
Трое других бандитов вышли за ним, и последний закрыл за собой дверь.
Кася прислушалась, не раздастся ли скрежет замка, но, судя по всему, дверь не запиралась.
Как только они ушли, Саймон вскочил на ноги.
— Они плохие, злые! — воскликнул он. — Они взяли нас в плен, совсем как в страшной сказке!
Однако он не был испуган, просто был очень взбудоражен.
Кася сказала:
— Подойди поближе, и я открою тебе одну тайну.
Саймон быстро подбежал к ней:
— Какую?
Кася говорила шепотом, хотя прекрасно понимала, что их никто не подслушивает:
— Я оставила в письме тайный знак и надеюсь, твой дядя его разгадает. Теперь нам остается только молиться, и очень усердно молиться, чтобы он его понял.
Герцог вернулся в замок около пяти и сразу пошел в гостиную.
Открывая дверь, он уже готов был извиниться за опоздание, но, к его удивлению, гостиная была пуста.
Он подумал, что Кася и Саймон уже выпили чаю и ушли, но, взглянув на стол, увидел, что к еде не притрагивались.
Тогда он позвонил и спросил у прибежавшего дворецкого:
— Где мастер Саймон и мисс Уотсон?
— Они еще не вернулись, ваша светлость.
— Не вернулись? — переспросил герцог, взглянув на часы. — Но ведь уже поздно.
— Не знаю, что и думать, ваша светлость.
— Проверьте, может быть, они в конюшне, — приказал герцог.
Дворецкий отправился выполнять поручение, а герцог подошел к окну.
Он весь день думал о мисс Уотсон. Еще вчера он вынужден был признаться себе, что влюбился. Влюбился сильнее, чем когда-либо в жизни, — и не мог придумать, как теперь быть.
Он понимал, что титул обязывает его жениться на женщине, которая равна ему по знатности и положению в обществе.
Нельзя было даже помыслить о браке с гувернанткой собственного племянника.
Он живо представил себе, в каком ужасе будут все его родственники.
Более того, они сделают жизнь его жены невыносимой.
В то же время за эту неделю он убедился в том, что она чиста и неиспорченна.
Он был совершенно уверен, что она понятия не имеет о повадках светских красавиц.
О том, до какой безнравственности способны они опуститься в угоду своим страстям.
«Что же мне делать? — спрашивал он себя. — Что же, черт побери, мне делать?»
Этот вопрос постоянно звенел у него в ушах.
Теперь он понимал, что влюбился в нее почти в то же мгновение, как только увидел ее личико в форме сердечка и большие глаза.
Глаза, которые сказали ему, что она невинна, как дитя, и излучали звездное сияние, которому он не мог сопротивляться.
К тому же герцог никогда еще не встречал женщины, с которой ему было бы так интересно. Она была умна и чрезвычайно образованна и начитанна.
Только такая умная девушка, думал он, была способна понять Саймона и помочь ему. Мальчик буквально преобразился. Если бы его родственники сейчас увидели Саймона, они бы его не узнали.
Герцог вынужден был признать, что это чудо свершилось не благодаря ему, а только благодаря гувернантке Саймона.
«Гувернантка! Гувернантка!» Это слово раскаленной иглой снова и снова вонзалось в его мозг.
Она была его наемной работницей. Он ей платил.
Как же он мог теперь на ней жениться?
Однако он знал, что не может предложить ей плату за услуги совсем иного рода.
Он знал, что она в ужасе отшатнется от него если он сделает ей подобное предложение.
Да и сам бы он разве нашел в себе силы сказать такое девушке, которую любит, девушке, о которой думает, когда ночью лежит без сна?
«Я люблю ее, — снова признался он самому себе. — Господи, что же мне делать?»
Герцог услышал, что в комнату кто-то вошел, и с надеждой обернулся.
Но это был всего лишь дворецкий.
— Боюсь, ваша светлость, у меня плохие новости.
— Плохие новости? — повторил герцог.
— Лошадь, на которой поехала мисс Уотсон, вернулась в конюшню без седока, а Стрекоза пропала.
— Должно быть, случилось несчастье! — воскликнул герцог. — Кто-нибудь знает, куда они поехали?
Дворецкий покачал головой:
— Нет, ваша светлость. Обычно они после ленча выезжали на выгул.
— Я отправляюсь на поиски! — сказал герцог. «Не похоже, — подумал он, — что мисс Уотсон, прекрасную наездницу, сбросила лошадь. Но, вероятно, произошло именно это, поскольку лошадь вернулась одна. А Саймон скорее всего остался со своей гувернанткой. Может быть, она сломала ногу или ранена еще серьезнее?»
При мысли об этом герцог почувствовал, будто в сердце вонзили клинок.
Он уже направился к двери, но дворецкий его остановил:
— Только что получено письмо для вашей светлости. Человек, который его принес, сказал, что это очень срочно.
Герцог хотел ответить, что прочтет его, когда вернется, но тут ему пришло в голову, что если письмо срочное, оно может касаться мисс Уотсон и Саймона.
Он молча протянул руку, и дворецкий отдал ему записку.
Герцог развернул ее и замер.
Записка гласила:
Ваша светлость!
Нас с Саймоном взяли в плен какие-то люди, которые требуют выкуп в две тысячи фунтов наличными.
Они хотят, чтобы вы положили деньги в разбитую дверь на старой мельнице. После этого поднимите над замком белый флаг, чтобы они знали, что деньги на месте.