Он глубоко уважал старого Килкрейга, хотя герцогу, разумеется, в этом не признавался.
Килкрейг был великолепным вождем – из тех людей старой закалки, что превращали свои кланы, спаянные честью и верой в вождя, в маленькие армии, вызывающие восхищение всего мира.
Слово «клан» означает «дети». Килкрейг и подобные ему вожди относились к клану, как суровые, но любящие отцы к детям – они поощряли лучших и строго наказывали худших, внушая к себе любовь, трепет и беспрекословное повиновение.
Члены клана верили, что имеют общих предков, что незримые узы крови связывают их друг с другом и ставят выше всего остального мира – особенно южан! На этой вере и основывается пресловутая гордость шотландцев.
Именно эта гордость заставляла их бросаться в бой с такой яростью, что англичане дрожали при одном имени шотландцев и называли их не иначе, как «дьяволами в юбках».
Для кельтов война и смерть в бою окружены сияющим ореолом. Убийца, если он убил в честной схватке, – здесь не преступник, а герой.
Люди, подобные Килкрейгу, свято верили в истинность древних героических сказаний и стремились не уступать в доблести вождям старых времен.
«Если герцог останется с нами, из него тоже выйдет великий вождь!»– думал Данблейн. Но захочет ли он остаться – это большой вопрос.
Наконец, когда герцог уже начал подозревать, что время остановилось, раздались резкие звуки волынки. Волынщик, по старинному обычаю, обошел стол и остановился перед креслом герцога. Слуга протянул ему серебряную рюмку, полную виски.
– Слейнте! – произнес волынщик, что по-гэльски означало «ваше здоровье», одним глотком выпил виски и двинулся к выходу.
Герцог встал: он знал, что теперь ему предстоит выйти к народу.
По-прежнему не глядя на Клолу, герцог протянул ей руку. Они долго шли по коридорам; наконец ворота замка распахнулись, и многоголосый радостный крик потряс древние стены и башни.
Сотни людей выкрикивали девизы Макнарнов и Килкрейгов: они не слышали даже собственных голосов, но от стороннего наблюдателя не укрылась бы звучащая в их голосах гордость.
Под звуки волынки герцог и герцогиня вышли из замка и остановились на возвышенном месте, где испокон веков вожди Макнарнов принимали присягу своего клана.
Рассказывали, что здесь бывали короли Шотландии, и многие горцы говорили, что лунными ночами в замке можно увидеть призрак короля. Они верили в это так же свято, как в великанов и озерных чудовищ.
Сейчас на возвышении стояло кресло, украшенное рогами королевских оленей.
Это кресло было сделано для первого графа Стратнарна – он получил свой титул после битвы в долине, где отличился его клан.
Герцог остановился рядом с креслом; напротив встал Килкрейг. Мистер Данблейн протянул вождям двух кланов кинжал.
Килкрейг первым поцеловал холодную сталь и заговорил, звучный голос его колоколом разносился по обширному двору:
– На этом обнаженном кинжале я клянусь протянуть вождю клана Макнарнов руку дружбы. Прошлые ссоры забыты: отныне мы становимся братьями и того же требуем от всех, кто повинуется нам. Вот моя клятва, и, если я когда-нибудь осмелюсь ее нарушить, пусть поразит меня, как предателя, этот кинжал!
Он снова поцеловал кинжал и передал его герцогу. Тот повторил клятву и отдал кинжал Данблейну.
Затем два вождя пожали друг другу руки и поклонились друг другу. Принесли второе кресло, и Килкрейг сел рядом с герцогом.
Килкрейг снова громко заговорил:
– Теперь наши воины принесут клятву верности нам обоим. Но прежде, милорд герцог, эту клятву принесет моя дочь, а ваша жена.
Герцог затаил дыхание.
Настало время взглянуть на эту женщину. И не только взглянуть – взять за руку и поцеловать хотя бы в щеку.
Клятву верности шотландцы в древности приносили королям. «Интересно, – подумал герцог, – был ли на свете король, которому так же, как мне сейчас, не хотелось слышать этой присяги?»
Новобрачная приблизилась. Лицо ее было скрыто тонкой вуалью, но герцог заметил, что платье ее, хотя и не первой моды, очень элегантно, а двигается она с неожиданной грацией.
В первый раз за всю церемонию Клола гордо вскинула голову на лебединой шее, которой так восхищались галантные эдинбургские джентльмены.
Она откинула вуаль – и вместо краснощекой шотландской девицы герцог с изумлением увидел перед собой чудное создание, похожее на сказочную фею.
Да, Клола была прекрасна – яркой и необычной красотой. Черные волосы красиво оттеняли ее белоснежную кожу, нежную, словно лепестки магнолии.
В темных глазах, обрамленных длинными ресницами, блестели золотые искорки, словно солнечные лучи в глубокой озерной воде.
В их глубинах, казалось, пряталась какая-то тайна, сродни тайнам замка и далеких, покрытых снегом гор.
Только сейчас герцог вдруг вспомнил, что голос ее, повторявший брачные обеты, был удивительно нежен, а рука – тонка и изящна.
Забыв обо всем на свете, они неотрывно смотрели друг другу в лицо. Клола первая овладела собой: с удивительной грацией она опустилась перед герцогом на колени.
Медленно и отчетливо она произнесла старинную формулу клятвы:
– Да поможет мне бог хранить верность тебе. Я поднимаю руку и клянусь повиноваться тебе, служить тебе, защищать тебя до самой смерти, а если понадобится, я готова умереть за тебя.
Руки ее были сложены вместе, словно в молитве.
Герцог накрыл их своей рукой – жест принятия клятвы – и, наклонившись, поцеловал жену сперва в одну щеку, потом – в другую.
Пальцы ее слегка дрожали, от нежной щеки исходил запах незнакомых герцогу цветочных духов.
Церемония закончилась. Герцог помог Клоле подняться и оглянулся в поисках стула, но Клола покачала головой и встала, как учил ее отец, за спинкой его кресла.
Герцогу, воспитанному галантным джентльменом, претило сидеть, когда женщина стоит, но ничего другого не оставалось.
Один за другим младшие вожди подходили к возвышению, преклоняли колени и приносили герцогу и Килкрейгу клятву верности.
Клола клялась по-английски, вожди – по-гэльски. Герцог не заметил, как через несколько минут мистер Данблейн увел Клолу в замок.
– Вы, должно быть, устали, ваша светлость, – заметил он, когда они шли по траве к дверям замка.
– Да, немного, – призналась Клола. – Это, наверно, оттого, что я рано встала и плохо спала этой ночью.
– Мне нет нужды говорить вам, – заметил мистер Данблейн, – что вы – самая прекрасная невеста, какую когда-либо видели оба наших клана.
– Я больше опасаюсь критики Макнарнов, чем восхищения Килкрейгов! – рассмеялась Клола.