Он замялся, явно подыскивая нужные слова.
— Ваш дядя пытается сказать вам, — вмешался майор Мередит, — что в случае захвата форта кому-то придется застрелить вас.
Орисса побелела как мел, но промолчала. Она знала, что, наученные горьким опытом сипайского бунта, англичане ни за что не оставят женщину на милость объятых жаждой крови восставших.
— Я… понимаю, — тихо проговорила она дрожащим голосом.
Ее дядя встал.
— Я не сомневался в твоей стойкости, Орисса, — сказал он. — Ты выросла среди военных, и ты держишься именно так, как я и ожидал от тебя в подобных обстоятельствах.
Орисса слабо улыбнулась на его похвалу.
— Но как я могу выйти-с майором? — спросила она. — Что я надену? Мне ведь потребуется другая одежда.
— Конечно, — подтвердил майор Мередит, — но важно одно: никто даже в этом доме не должен видеть, что вы уходите, или знать, как вы переоделись.
— Это тоже понятно.
— Поэтому, пожалуйста, сейчас поднимитесь наверх и скажите своему слуге, что сегодня вы хотите лечь рано и не желаете, чтобы вас утром беспокоили. Потом полковник, если сочтет нужным, всем все объяснит.
Орисса встала.
— Что мне делать дальше?
— Отправьте слугу во флигель, подождите немного, чтобы убедиться, что он ушел, и спускайтесь вниз. Сюда заходить больше не нужно, отправляйтесь сразу же в кабинет вашего дяди, благо он выходит в сад. В холле слуг не будет. Их разошлют по различным поручениям.
— Я сделаю все, как вы сказали.
— Было бы замечательно, — добавил майор Мередит, — если бы не возникла неприятная необходимость относить ваши вещи наверх. Не могли бы вы одеться полегче, скажем, в сари, которое было на вас, когда вы приехали?
— Конечно, могу.
Сказав это, Орисса направилась к двери.
Действительно, о чем же еще говорить!
Она все сделала так, как ей сказали: прошла в спальню, позвонила слуге, объяснила, что хочет рано лечь спать, и приказала утром ее ни в коем случае не беспокоить; убедилась, что он ушел, и, надев сари, спустилась вниз по лестнице.
Как и обещал майор Мередит, в холле никого не было, и она добралась до дядиного кабинета в дальней части дома никем не замеченная.
Майор Мередит ждал ее, и он был один.
— Мы должны уйти как можно быстрее, — торопливо проговорил он, — так что, пожалуйста, переоденьтесь в это.
Он кивнул на странный ворох тряпок. Орисса не сразу поняла, что это весьма потрепанная одежда мусульманского мальчика.
— Вы хотите, чтобы я надела… это? — спросила Орисса, ужаснувшись.
Не сдержав ироничной усмешки, майор Мередит заметил:
— Не воображайте, будто вам удалось бы далеко уйти, а тем более пройти через вражеские заслоны в таком виде, как сейчас. За долгие месяцы большинство мужчин изголодалось без женщин.
Орисса вспыхнула от намека, прозвучавшего в его словах, и гневно воскликнула:
— Неужели не нашлось ничего получше… без необходимости показывать ноги?
— Сейчас совершенно неподходящее время, чтобы думать о девичьем стыде, — язвительно проговорил он.
Его слова взбесили Ориссу:
— Видимо, вы вознамерились сделать нашу вынужденную прогулку настолько неприятной, насколько это возможно.
— Вам вообще не следовало приезжать сюда, и вызволять вас отсюда будет очень непросто.
— Вы действительно так беспокоитесь обо мне? — саркастически спросила Орисса. — Так вот — у меня нет никакого желания сопровождать вас, майор Мередит. Я уверена, было бы гораздо проще остаться и драться.
Если она хотела досадить ему, она этого добилась.
— Могу с чистой совестью заверить вас, леди Орисса, — ледяным тоном процедил он, — что я гораздо охотнее предпочел бы остаться здесь, чтобы драться, и вы глубоко заблуждаетесь, воображая, что я горю желанием обременять себя плаксивой женщиной.
Получи она пощечину, Орисса не пришла бы в большую ярость.
Она набрала полную грудь воздуха, чтобы гневно отчитать его, но тут в комнату вошел ее дядя.
— Вам нужно спешить, — встревоженно сказал он. — Чем дальше вы окажетесь от форта к рассвету, тем в большей безопасности будете.
— Я прекрасно знаю это, сэр, — ответил майор Мередит. — Так убедите вашу племянницу переодеться в ту одежду, которую я достал для нее.
— Конечно, — согласился полковник Гобарт. — Поторопись, Орисса, мы будем ждать снаружи.
Сказав это, он тут же вышел из кабинета, за ним последовал и майор Мередит.
Покорившись неизбежному, Орисса выскользнула из своего сари и, преодолевая отвращение, надела на себя мешковатую одежду мусульман. Она едва успела привести себя в пристойный вид, когда майор постучал в дверь и, не удосужившись дождаться ответа, вошел.
Орисса перехватила его взгляд, скользнувший по ее голым ногам, и вспыхнула.
Между тем Мередит молча встал перед ней на колени и помог надеть на ноги пару прочных туфель, затем, ни слова не говоря, стал обматывать ее ноги полосками грубой шерстяной ткани, как это принято делать у жителей холмов во время холодов, наконец он крест-накрест закрепил обмотки крепкими хлопковыми веревками, чтобы тряпки не сваливались с ног.
Полковник вошел в кабинет, как раз когда майор закончил свою работу.
— Очень предусмотрительно, теперь она не замерзнет, — одобрительно заметил он.
Меняя вечернее платье на сари, Орисса так торопилась, что не распустила волосы, и теперь майор, взяв длинную полосу линялой, но когда-то розовой ткани, умело накрутил из нее тюрбан прямо на голове девушки.
Не успел майор покончить с тюрбаном, как полковник принес со стола блюдце с какой-то бледно-коричневой жидкостью.
— Нам придется подкрасить вашу кожу, леди Орисса, — объяснил майор Мередит. — Но не волнуйтесь, только слегка: многие патаны светлокожи.
Это были его первые слова, обращенные к ней после недавнего столкновения, и она расслышала в его голосе отзвуки былого гнева.
— Она смывается? — спросил вместо Ориссы полковник.
— Мылом — очень легко, — кратко ответил майор Мередит, — но дождь ей не повредит.
Он взял губку и приказал:
— Закройте глаза, леди.
Орисса почувствовала прикосновение мокрой губки к своему лицу, потом к шее, ощутила, как он берет ее руки одну за другой и обтирает их. Мередит старательно трудился, пока кожа девушки не приобрела мягкий золотисто-коричневый цвет.
— Пойду переоденусь в свое, сэр, — сообщил он полковнику Гобарту и вышел из комнаты.
Дядя взял со стола небольшой бокал вина и протянул его Ориссе.