Он нежно поцеловал ее, и невольно руки Сабины потянулись к нему. Она хотела, чтобы он обнял ее, хотела, чтобы ее убедили в том, что он прав, что он любит ее, а следовательно, что их ждет счастливое будущее.
Но Артур вдруг убрал руку с ее подбородка и отодвинулся.
— Нас не должны видеть, как мы милуемся, словно какие-нибудь Том и Мэри, — сдержанно заявил он. И я думаю, нам пора возвращаться. Мы не должны забывать, что сегодня вечером я прислуживаю их королевским высочествам.
— Да, вернемся, здесь становится прохладно, — согласилась Сабина.
Она дрожала. Она вдруг почувствовала себя побежденной и очень разочарованной. Она не знала почему, но все ее тело жаждало тепла, чего-то неизведанного и недосягаемого.
В молчании они вернулись в бальную залу, и не успела Сабина войти в помещение, как появился лорд Шерингем.
— О, вот вы где! — с упреком воскликнул он. — Вы хоть понимаете, что из-за вас я пропустил половину своих танцев?
— Неужели, Шерри? Простите меня, — улыбнулась Сабина.
Услышав, как его невеста назвала друга по прозвищу, вопреки его запрету, Артур вздрогнул, и Сабина догадалась, что он был раздосадован и счел ее поведение крайне фамильярным.
— Мы с мисс Уонтидж были в саду, — сказал он, сделав ударение на слове «мисс».
— Да брось, Зануда, — хохотнул лорд Шерингем. — Я не собираюсь тебя вызывать на дуэль за то, что сделал бы сам, будь у меня такая возможность.
Артур одарил его взглядом глубоко оскорбленного человека и направился к помосту, где королевская чета все еще продолжала приветствовать своих гостей из числа знакомых.
— Что его так огорчило? — спросил Шерри, обняв Сабину за талию, и увлек ее за собой в толпу танцующих.
— Я думаю, ему не нравится, что я называю вас Шерри.
— Боже правый, Зануда вырастает из своих башмаков. Должно быть, королевская власть ударила ему в голову. Да он сам называл меня Шерри с тех пор, как ему исполнилось двенадцать. Не может же он ожидать, что его жена будет настаивать на официальных отношениях.
— Я думаю, именно этого он и хотел бы, — сказала Сабина нехотя и, полагая, что говорить об Артуре за его спиной было бы предательством, начала рассказывать Шерри про Сесиль.
— Я хочу, чтобы вы познакомились, — сказала она. — Она такая милая, я знаю, она вам понравится.
Шерри вопросительно взглянул на нее.
— Уже занимаетесь сводничеством? — спросил он. — Все вы одинаковые. Едва становясь помолвленной, девушка начинает думать, что и все должны поступать так же. Слишком поздно знакомить меня с красивыми молодыми леди. Вы ведь прекрасно знаете, что я влюблен в вас.
— О, Шерри, что за вздор!
— Не вздор, а правда, — возразил он. — Я думал о вас с тех пор, как мы встретились. Я даже ночами не сплю.
— Ну, это не потому, что вы все время думаете обо мне, — рассмеялась Сабина. — Это потому, что вы играете в казино до самого утра.
— Ну ладно, тогда не могу спать, когда прихожу домой. Все думаю о вас. Интересно, почему я не попался вам первым? А что, если нам сбежать вместе?
— Нет, Шерри, конечно же это исключено. Артур будет в ярости. Кроме того, я вас не люблю.
— А Артура вы конечно же любите?
Этот вопрос застал Сабину врасплох, и, прежде чем, покраснев, она наконец ответила, прошло некоторое время.
— А иначе зачем бы я стала выходить за него замуж?
— Для брака есть множество других причин, кроме любви, — заметил Шерри. — Но мое мнение, что любовь — самая веская из них.
— Конечно, — согласилась Сабина.
Ей бы хотелось любить так же, как любила леди Тетфорд. Быть готовой все отдать! Любить так, как все еще любили друг друга ее отец и мать — их лица светились любовью, они видели друг друга, их инстинктивная потребность друг в друге проявлялась ежесекундно, все решалось вместе, в полном мире и согласии.
Да, конечно, сказала она сама себе, она любит Артура. И многие девушки влюбились бы в него. Он был так красив, так влиятелен и по-своему привлекателен. И все же ему чего-то недоставало. Не огня ли, о котором говорила леди Тетфорд, не той ли любви, о которой так страстно говорил цыган?
Она испугалась своих мыслей. «Был ли он еще в зале?» — вдруг спросила она себя и, позабыв про Шерри, принялась искать глазами в толпе танцующих его высоко поднятую темноволосую голову, его гибкое, изящное тело, которое, казалось, было создано для танца. Но его нигде не было видно. Ей вдруг показалось, что где-то промелькнула его вышитая белая блуза с длинными рукавами, и ее сердце тут же подпрыгнуло от радости. Но, увы, она ошиблась. Человек в белой блузе был ниже ростом и носил длинные усы.
— О чем вы думаете? — вдруг спросил Шерри, и Сабине стало интересно, как долго она молчала.
— Правильный ответ, разумеется, такой: я думала о вас, — ответила она, смеясь. — Но в действительности я думала о себе.
— Эгоистка! — упрекнул он ее. — Ладно, давайте-ка выберемся из этой толкотни и выпьем наконец по бокалу шампанского. Здесь слишком жарко, чтобы танцевать.
— Но в саду становится прохладно, — сказала Сабина, вспоминая, как она дрожала, когда сидела с Артуром на скамье.
— Просто вы недостаточно тепло одеты, вот в чем дело, — возразил Шерри. — Бокал вина быстро согреет вас.
Он провел ее в другую залу, где находился бар, ломившийся от разнообразных блюд и напитков. Официанты мелькали среди гостей, не уставая подливать им шампанского.
Здесь она заметила Сесиль. Девушка разговаривала с мужчиной в костюме венецианского дожа. Он был немолод, высок, худощав, с аристократическими манерами, и Сабина догадалась, что это тот самый поклонник, которого жаловали родители Сесиль и за которого она должна была выйти замуж.
Сесиль представила его как мистера Рочдейла, а Сабина представила им Шерри.
— Сабина рассказывала мне о ваших чарах весь день, — сказал он Сесиль. — Превозносила их до такой степени, что я уж было подумал, что она преувеличивает! Но теперь, когда я вас увидел, я думаю, что она вас скорее недооценила.
— Какой красивый комплимент! — улыбнулась Сесиль.
Сабина тем временем разговорилась с мистером Рочдейлом.
— Это ваш первый визит в этот дворец, мисс Уонтидж?
— Да, и не только в этот.
— Что ж, тогда вы сделали прекрасный выбор, начав именно с этого, — одобрил мистер Рочдейл. — Я всегда думаю, когда приезжаю сюда, какой восхитительный контраст. Великая скала, дворец и крепость, три серые глыбы. И очень старые. Они ведь стоят уже почти шесть сотен лет. А на другой стороне ущелья — скопище огней, Монте-Карло, разукрашенное, словно наряд придворного шута, и недолговечное, словно радуга.