Идона плакала навзрыд, как ребенок, ее душило отчаяние.
Потом, немного успокоившись, она услышала, как открылась дверь, и подумала, что, наверное, это старый Эдам или няня.
Она слушала шаги: кто-то остановился возле дивана, Идона поняла — это не слуга, а маркиз.
Девушка подняла голову с подушки, но так, чтобы он не видел ее лица.
Она едва узнала голос маркиза, когда он сказал:
— Не ожидал найти вас в слезах. До сих пор вы так мужественно вели себя.
— Я… не мужественная, я… боюсь, — прошептала она.
— Меня?
— Да. Вас и всего… Мне страшно — я не смогу жить в Лондоне; все… станут смеяться надо мной.
— Уверяю вас, никто не посмеет.
Маркиз так близко сел рядом, что она вздрогнула.
Идона почувствовала, как он сунул ей в руку платок, и только тогда посмотрела на маркиза.
Тончайший батист источал аромат духов, и девушка сразу вспомнила об отце. Слезы с новой силой хлынули из глаз.
Невероятным усилием воли она заставила себя перестать плакать и сказала:
— Извините меня.
— Не за что извиняться, — ответил маркиз. — У вас был очень утомительный день. Идите отдыхать и положитесь во всем на меня. Иногда все совсем не так плохо, как нам кажется. Я думаю, вы и сами это поймете, не сейчас, после. Попытайтесь поверить — я сделаю как лучше для вас.
Маркиз сидел спиной к окну и видел ее мокрые ресницы, заплаканные щеки и дрожащие губы.
— Вы очень молоды, — сказал он, словно рассуждая сам с собой, — но разум подскажет вам, что я поступаю правильно, хотя мои планы не совпадают с вашими желаниями.
Идона долго смотрела на него, потом сказала:
— Я думаю, я сужу не с точки зрения разума, а с точки зрения чувств.
— Совершенно верно, — согласился маркиз. — И если вы после сумеете доказать мне свою правоту, тогда найдем другое решение.
Идона вздохнула:
— У меня действительно будет выбор? Если будет трудно… невозможно… выдержать, я смогу вернуться домой?
— Когда представится случай, мы об этом поговорим, — пообещал маркиз.
— Спасибо… Спасибо!.. Сейчас мне лучше, и я очень сожалею, что убежала и расплакалась. Это слишком по-детски. А как вы догадались, где я?
— Я подумал, что, как и большинство детей, вы побежали искать маму.
Идона удивленно посмотрела на маркиза.
Она никак не ожидала услышать ничего подобного, она думала, он просто не способен такое сказать, как, впрочем, и понять.
Она не нашлась, что ответить, а он протянул руку и помог Идоне встать.
— Пора спать. Утро вечера мудренее.
Это был приказ, и Идона подчинилась.
Идона оглядывала залитую светом гостиную. Маркиз сидел во главе стола с двумя блистательными красавицами по сторонам. Идоне все казалось нереальным, как в театре.
С тех пор как она появилась в Роксхэм-Хаусе, у нее было ощущение, что она спит, а ходит и говорит — как кукла, которую маркиз дергает за веревочки.
Его бабушка, вдовствующая маркиза, оказалась совершенно не такой, как она ожидала.
После их вечернего разговора маркиз выехал из их имения утром рано, как только Клэрис Клермонт была готова отправиться в путь.
После его отъезда Идона узнала, что он оставил указание: им с няней отбыть в Лондон на следующее утро, когда за ними прибудет экипаж.
Няня с гораздо большим нетерпением ждала перемен, чем Идона.
— Его светлость прав, — заявила она твердо, — хотя он и привез ту разукрашенную дамочку, он понимает, что ты леди и должна занять подобающее место в обществе. Вспомни, что этого так хотела твоя мать!
— Я не хочу никакого места в обществе! — ответила Идона.
Но няня не слушала, а лишь продолжала рассуждать, как были бы рады ее родители, если бы знали, что ее представят в Лондоне вдовствующей маркизе.
— А откуда ты о ней знаешь? — удивилась Идона.
— Я держу ухо востро, — улыбнулась старушка. — И все слушаю, не то что некоторые.
Идона подавила смешок, а няня продолжала:
— Слуги говорили, что ее светлость сильно уважают, и раз у его светлости нет жены, то она хозяйка всех домов, которые есть у его светлости. Он развлекает самых главных и важных персон во всем королевстве и самого принца-регента.
Идона не стала говорить, что принц не самая уважаемая персона; она слышала, как отец рассказывал о его связи с миссис Фитцгерберт и с другими женщинами.
Но няню невозможно было остановить, и Идона в конце концов перестала вникать в ее слова.
Едва она увидела маркизу, ей показалось, она чем-то напоминает ее мать.
Когда та поздоровалась с ней, у Идоны возникло странное ощущение, что у этой женщины на Беркли-сквер она может чувствовать себя, как дома.
Наутро маркиза послала за лучшими портнихами на Бонд-стрит.
— Ты шагу не ступишь за порог дома, пока я не одену тебя так, как считаю нужным.
Идона заволновалась:
— Пожалуйста, мадам, но хоть минуту послушайте меня.
— Конечно, — ответила маркиза.
— Его светлость сказал, что мне нужны новые платья. Но я знаю, мама была бы очень шокирована тем, что мужчина платит за мои вещи.
Глаза маркизы заискрились:
— Мой внук тратит кучу денег на разных женщин, но я впервые вижу, что он это делает бескорыстно. И не могу позволить тебе отказать ему в его великодушии — это очень для него полезно.
Она произнесла это таким тоном, что Идона рассмеялась. А потом сказала:
— Но вы знаете, мадам, это же… неприлично.
— Ничего подобного, — покачала головой маркиза. — Для всех — ты под моим крылом, и я отвечаю за то, как ты выглядишь. А кто оплачивает, совершенно не важно. И Богу известно, что уж Шолто может себе это позволить!
Идона хотела продолжить спор, но поняла, что это бесполезно.
Кроме того, няня верно сказала: если бы маркиз не оплатил ее платья, то откуда бы они взялись?
— Твой батюшка был очень легкомысленный, — заявила она. — Теперь ничего не поделаешь. Неприятность есть неприятность, как на нее ни поглядеть. Уж лучше, мисс Идона, благодари Бога, что нас не выкинули на улицу подыхать с голоду.
Мысль о такой возможности словно пронзила Идону. Ну что ж, как сказал бы ее отец, дареному коню в зубы не смотрят.