— Но почему она покончила с собой? — настаивала Доминика. Лорд Хокстон не отвечал, и после небольшой паузы девушка еле слышно произнесла:
— Она сделала это потому… что… мистер Уоррен прогнал ее? Ведь ваш надсмотрщик, упомянув Синна Дюраи, имел в виду его?
Лорд Хокстон хотел было солгать, но решил, что этим он оскорбит Доминику. Печально, что Ранджан рассказал о смерти Ситы в ее присутствии, но откуда ему было знать, что девушка, приехавшая с лордом Хокстоном, — невеста Синна Дюраи.
Тщательно подбирая слова, лорд Хокстон произнес:
— Видите ли, Доминика, всегда находятся женщины, готовые скрасить одинокую жизнь молодых плантаторов.
Она не шевельнулась, но он почувствовал, как внутренне девушка вся сжалась. Он понимал, что она уже заподозрила истину и это явилось для нее сильным потрясением.
— Вы хотите сказать… что Сита и мистер Уоррен любили друг друга? — нерешительно произнесла она.
— Я не пытаюсь сказать ничего подобного, — ответил лорд Хокстон. — Здесь не может быть и речи о любви, как мы с вами ее понимаем. Просто мужчина испытывает потребность в физической близости с женщиной, и когда женщина готова пойти ему навстречу, это может превратиться в довольно приятные и почти деловые отношения.
Доминика какое-то время молчала, потом задумчиво сказала:
— Я думаю, это и было одним из тех искушений, против которых так яростно боролся папа. Он хотел, чтобы в Коломбо закрыли все те места… где плантаторы встречались с цейлонками… потому что он считал это страшным грехом и развратом.
— У вашего отца, и это вполне объяснимо, слишком радикальные взгляды в этом вопросе, — холодно произнес лорд Хокстон. — Кроме того, не следует забывать, что до смерти вашей матери он был женатым человеком и, следовательно, не был подвержен одиночеству и искушениям, к которым, если быть до конца честным, в этих краях относятся очень снисходительно.
— Но девушка… покончила с собой, — сказала Доминика. — Почему ваш племянник прогнал ее?
— Хочу раз и навсегда сказать вам, что это никак не связано ни с вашим приездом, ни с тем письмом, которое я отправил моему племяннику. Все произошло еще до того, как я приехал в Коломбо.
Ему казалось, если он все объяснит, это, может быть, хоть немного успокоит ее. Однако он видел, что она очень бледна и в ее глазах было какое-то странное выражение, которого он не мог понять.
Можно было предугадать, что случившееся потрясет ее. Лорд Хокстон лишь надеялся, что когда она уяснит, что все происшедшее никак не касается ее лично, она не будет так переживать.
Какое-то время они ехали в полном молчании. Затем лорд Хокстон сказал:
— Я хочу, чтобы вы кое-что пообещали мне, Доминика.
— Что именно? — очень тихо спросила она.
— За последние дни мы с вами стали друзьями, — сказал он, — и мне хочется думать, что вы мне доверяете. Я хочу, чтобы вы еще раз доверились мне и пообещали забыть о том, что вы услышали, и вообще обо всем случившемся. Позвольте мне устроить все так, как я сочту нужным.
После небольшой паузы Доминика с трудом выдавила из себя:
— Я… постараюсь.
— К тому же не следует забывать, что мы слышали версию лишь одной из сторон, — продолжал он. — Как только я приехал в Коломбо, мне сообщили о неприятностях, связанных с этой женщиной, но я еще не говорил с Джеральдом. Я уверен, вы согласитесь со мной, что мы должны быть справедливыми и дать ему возможность объясниться прежде, чем взваливать на него вину за то, что вполне могло оказаться лишь роковой случайностью.
Доминика не отвечала, и лорд Хокстон заговорил снова:
— Вы должны понять, что кули на плантациях любят все сильно преувеличивать, потому что им больше нечем занять свои мысли. Они умудряются превратить малейшее происшествие в целую трагедию! Я уверен, что, когда я разберусь в этом деле, все окажется вовсе не так, как мы сейчас полагаем.
Стараясь убедить Доминику, лорд Хокстон думал о том, что хотел бы и сам разделить эти оптимистичные мысли, которые пытался внушить ей.
Джеймс Тейлор предупреждал его, что Джеральд умудрился нажить себе неприятностей, но теперь дело еще более осложнилось.
» Черт бы побрал этого идиота!«— выругался про себя лорд Хокстон.
Он знал, что весть о случившемся с быстротой молнии разнесется по всей округе. Более того, это могло вызвать недовольство кули и повредить работе на плантации. Он решил, что этого он никогда не простит племяннику.
Его знали как очень требовательного хозяина, но при этом исключительно справедливого. : Он щедро платил своим работникам, и хотя он требовал от них многого, все уважали его и были преданы ему.
Он не мог припомнить случая, чтобы кто-то из работников ушел от него, подыскав себе место получше, или выражал недовольство.
Что мог Джеральд натворить здесь за последние два года? И как он умудрился лишиться доверия и уважения такого достойного человека, как Ранджан?
Единственным слабым утешением, говорил себе лорд Хокстон, было то, что ни Сита, ни ее отец не работали на его плантации.
Связаться с одной из своих собственных работниц — это был самый тяжкий проступок, и лорд Хокстон благодарил Бога, что Джеральд не сделал хотя бы этого.
Если Лакщман, отец Ситы, не придет к нему, лорд Хокстон решил, что отыщет его сам. Он подозревал, что тот живет в небольшой деревушке в горах неподалеку от его плантации.
» Деньги все уладят «, — сказал он себе, искренне надеясь, что так оно и будет.
Цейлонцы были очень спокойными, доброжелательными людьми, но лорд Хокстон боялся, что от горя и обиды Лакшман мог лишиться рассудка. Он знал, что такое случалось, и последствия бывали самыми непредсказуемыми.
Пока что перед ним стояло две задачи: найти Лакшмана и попытаться успокоить Доминику.
Лорд Хокстон вовсе не был бесчувственным. Он понимал, что для любой девушки, особенно обладающей таким сильным характером, как Доминика, будет потрясением узнать, что человек, за которого она собиралась выйти замуж, не только имел любовницу, но и довел ее до самоубийства!
Когда Ранджан стал рассказывать о неприятностях, происшедших на плантации, ему следовало бы сразу сообразить, что речь пойдет о Джеральде, и отойти в сторону, чтобы Доминика не могла услышать, о чем они говорят.
Но он решил, что его надсмотрщик собирается рассказать о каких-то бедах, связанных с урожаем чая. Эта мысль первой пришла ему в голову, поскольку в памяти еще свежи были те ужасные времена, когда им пришлось пережить гибель кофейных посадок.
Даже сейчас он иногда просыпался по ночам, обливаясь холодным потом, вспоминая, как он срывал пораженные листья и пытался оттереть плесень, уговаривая себя, что это вовсе не кофейная ржавчина, в глубине души уже отлично понимая, что надежды нет.