Доминика твердо решила скрыть от сестер историю с Ситой, представив, как бы они ужаснулись.
В то же время здешний горный воздух пошел бы на пользу Пруденс, и, возможно, на ее бледных щечках появился бы слабый румянец.
Ей понравилась бы здешняя еда, потому что Джеральд умудрился все-таки сохранить великолепного повара лорда Хокстона, и каждое блюдо казалось Доминике восхитительным и необычным.
Еще не совсем проснувшись, Доминика вскочила с постели, собираясь бежать к Пруденс, чтобы успокоить ее. Затем она внезапно вспомнила, где находится.
Она была за много миль от своего дома, и крик, разбудивший ее, принадлежал не Пруденс, а какому-то животному. Сквозь открытое окно он доносился из сада, и Доминика, теперь уже окончательно проснувшись, подумала, что это скорее даже не крик, а жалобный вой, который может исходить только от очень маленького существа.
Доминика знала, что многие животные в джунглях издают самые странные звуки. Она читала, как путешественники едва не теряли рассудок от страха, услышав душераздирающие вопли шакалов, от которых кровь стыла в жилах.
Поэтому она понимала, что не стоит бояться этого воя, но он продолжался и стал казаться еще более зловещим, причем было очевидно, что этот зверек находится совсем близко, прямо под окнами.
«Он скоро уйдет, »— сказала себе Доминика и снова легла. Она никак не могла заставить себя не прислушиваться к этому звуку, который иногда звучал жалобно-щемяще.
«Он скоро уйдет, — снова повторила про себя девушка. Глупо было бы отправляться на помощь».
Может быть, зверек кричал от боли, но в любом случае он не позволил бы Доминике приблизиться.
«Я постараюсь не слушать, »— твердо решила она. Доминика отвернулась к стене, но звук не прекращался, и ее нервы были напряжены до предела.
Она жалела теперь, что оставила двери спальни открытыми. А что если это животное заберется в комнату? Или, еще хуже, с веранды к ней заползет змея?
Сердце Доминики еще сильнее застучало от страха. И вдруг неожиданно снаружи донеслось такое грозное рычание, что она подпрыгнула от испуга.
Не было сомнений, что этот звук мог издавать только очень свирепый и опасный хищник! Рычание перешло в оглушительный рев, который, казалось, заполнил все вокруг.
На какое-то мгновение Доминика была парализована страхом. Затем, охваченная паникой, она вскочила с кровати и бросилась к двери.
Не задумываясь, куда бежит, она уже была не в состоянии рассуждать, страх гнал вперед.
Она открыла другую дверь и бросилась туда, где, как ей было известно, она найдет поддержку и защиту, ***
Лорд Хокстон тоже проснулся от шума и сразу понял, что это схватка двух леопардов. Он снова отпустил проклятие в адрес племянника, еще раз убедившись, насколько тот безразлично относился к делам поместья.
Леопарды одно время так расплодились в джунглях Цейлона, что стали представлять собой реальную угрозу для плантаторов.
Когда их численность начали контролировать, они стали встречаться гораздо реже и, как правило, не представляли опасности для человека.
Они нападали на ланей и на более крупных животных, а также наводили ужас на обезьян, которых считали своими заклятыми врагами.
Но если плантатор позволял хищникам вторгаться на территорию его плантации, и те начинали угрожать если не работникам, то хотя бы их домашним животным, винить он должен был лишь себя самого.
Лорд Хокстон сел в постели и начал прикидывать, успеет ли он сходить за ружьем, чтобы пристрелить леопардов. Но в это мгновение дверь его спальни распахнулась, в комнату вбежала обезумевшая от страха Доминика и бросилась к нему на грудь.
Он подхватил ее, почувствовав, как она вся дрожит, и понял, что она смертельно напугана.
— Все в порядке, — тихо сказал он. — Они вас не тронут. Он почувствовал, как она судорожно вцепилась в его рубашку и еще крепче прижалась к нему, словно ища защиты.
— Я знаю, что эти звуки могут напугать, — сказал лорд Хокстон своим спокойным, глубоким голосом, — но в это время года у животных брачный сезон и в джунглях часто происходят настоящие схватки, а самый большой шум поднимают дикие слоны!
Он говорил и чувствовал, что смысл слов не доходит до девушки.
Она все еще дрожала, уткнувшись лицом в его плечо.
— Леопарды еще не ушли. Позвольте мне встать, Доминика, я разыщу ружье и пристрелю их. Тогда они вас больше не будут беспокоить.
— Нет… нет! Не оставляйте меня! — Она говорила очень тихо, но в ее голосе звучала тревога.
— Я не сделаю ничего, что могло бы еще больше вас расстроить, — сказал он, — но постарайтесь проявить благоразумие.
Она перебила его.
— Я… вовсе не благоразумна! Я никогда не была благоразумной! — с неожиданной горячностью вскричала она. — Я пыталась… быть такой… какой вам хотелось меня видеть… но это невозможно! Я всего боюсь! Я пыталась скрывать это… но я больше не могу!
— Это не правда, — сказал лорд Хокстон. — Я считаю, что вы часто проявляли настоящее мужество.
— Нет… Нет! — возразила Доминика. — Я… притворялась… а вы этого не поняли. Я всегда, с самого детства, всего боялась. Я боялась ангелов… и папа заставил меня всю ночь просидеть одной в церкви, поэтому я боюсь темноты! Я боюсь… змей и леопардов! Я боюсь… мистера Уоррена, и мне безумно страшно… выходить за него замуж!
Она произнесла эти слова едва слышным шепотом, но они все-таки были сказаны, и лорд Хокстон понял, что ему следовало этого ожидать.
— Вы станете презирать меня… я знаю, — продолжала Доминика, — и мне очень страшно… что вы рассердитесь. Но вы должны знать… правду, и мне очень стыдно, что я… обманула ваши ожидания.
При этих словах она залилась слезами, и он почувствовал, как рыдания сотрясают ее хрупкое тело. Лорду Хокстону казалось, что он держит на руках совсем маленького и очень несчастного ребенка.
Он не знал, что сказать. Он лишь прижимал ее все крепче к себе, а она горько, безутешно рыдала, не в силах больше справиться с собой.
Лорд Хокстон подумал, что она, должно быть, слишком долго сдерживала свои чувства, а теперь они, наконец, выплеснулись наружу, подобно прорвавшей плотину воде.
— Не плачьте, Доминика, — наконец ласково произнес он. — Я обещаю, что все улажу. Все обстоит не так плохо, как вы думаете.
— Нет! — пробормотала Доминика сквозь слезы. — Я… подвела вас. Я нарушила… данное обещание, но я ничего не могу поделать! Я оказалась… трусливой, безнадежно и постыдно трусливой!
— Ничего подобного! — твердо сказал он. Его рубашка намокла от ее слез, но лорд Хокстон чувствовал, что ее дрожь утихает. Внезапно он осознал, что снаружи уже все стихло.
— Леопарды ушли! — воскликнул он. — Мне даже отчасти жаль, что вы их не видели, потому что цейлонский леопард — очень красивое и внушительное животное. Поперек туловища у него идут черные полосы, как у тигра, но только не так ярко выраженные. Пятна имеются лишь на ногах, а его огромный прыжок — одно из самых грациозных движений, которые я когда-либо видел.