Может, то песик миледи!
Чувствуя, как начинает дрожать, Пурилла отодвинулась от стены, на которую опиралась, и выпрямила спину, все еще тесно прижимая к себе Джейсона, напуганного темнотой. Возможно, и ее страх передался ему.
Она обращала свои мысли и просьбы к графу до тех пор, пока ей не стало казаться, что все ее существо словно уже где-то рядом с ним. Ей чудилось, будто она выскользнула из своей телесной оболочки, и к нему летят не только ее мысли, но и сердце и душа.
Ее мольбы становились все ярче, все насыщеннее, и она знала, что непременно достучится до его чувств и разума. А потом она внезапно поняла — она достигла цели и он в ответ призывает ее.
«Я люблю его. Мне нечего дать ему, кроме своей любви. Но ведь в целом мире нет ничего сильнее любви… пусть даже и безответной…»
Она любила графа всем своим сердцем, и независимо от его отношения к ней ничто не могло этому помешать.
Она чувствовала, что каждый ее вздох, каждая частица ее души и тела принадлежат ему. Независимо от того, хочет он этого или нет.
И сейчас девушка мысленно рвалась к нему, пока не достигла его, преодолев расстояние, и вот она уже трепещет в его объятиях, и его сердце бьется рядом.
Она вся ушла в свои грезы, но неожиданно залаял Джейсон, и она быстро очнулась.
Пес лаял громко и отрывисто. Нянюшка всегда ругала его за этот резкий лай, именно из-за него она настояла на его ссылке в конюшню во время болезни графа.
Так Джейсон не лаял ни от радости, ни от возбуждения, так он предостерегал хозяйку о чьем бы то ни было приближении.
— Что там, Джейсон? — спросила она. — Что ты услышал?
Она не могла видеть его, но чувствовала, как пес наклонил голову, словно прислушиваясь. Джейсон немного отодвинулся от хозяйки, и Пурилла испугалась, что он совсем исчезнет в темноте, и она останется одна.
Но он опять залаял, отрывисто и громко, и начал скрести камни, преграждавшие выход.
— Что это? — спрашивала Пурилла. — О, Джейсон, неужели они нашли нас!
Девушка попробовала позвать на помощь, но голос не шел из груди из-за комка в горле.
Пурилла замахала руками в знак протеста.
— Нет, нет, я не могу выпить больше ни одной ложки.
— Это поможет вылечить простуду, мисс Пурилла, — решительно и твердо сказала няня. — Господь свидетель, вы были похожи на ледяную сосульку, когда вернулись.
Пурилла слабо улыбнулась.
— Я бы и правда превратилась в сосульку, если бы мне пришлось провести там всю ночь.
Она заметила, как вздрогнула от страха няня, и вспомнила, как сама она отчаянно боялась до тех пор, пока не услышала, словно чудо, голос Литтона.
— Вы там, Пурилла? — кричал он, заглушая лай Джейсона.
— Я здесь… я… здесь! — едва сумела она выговорить, от страха почти потеряв голос, потом повторила громче, испугавшись, что он может не услышать ее.
— Вы целы?
В голосе графа звучала тревога, и то была сладчайшая музыка для нее. Прекрасней этого она никогда раньше ничего не слышала!
Он волнуется! Он действительно встревожен тем, что ее могло поранить обрушившимся известняком.
— Нет… У меня все… в порядке, — сумела она выговорить.
— Мы вытащим вас оттуда.
Она услышала, как граф с кем-то переговаривается. Но она не пыталась определить, кто это мог быть или о чем они говорили. С непередаваемым чувством облегчения она уверилась, что ее молитвы были услышаны и помощь близка, и ей и Джейсону не придется умереть здесь от холода.
Чуть позже она снова начала прислушиваться, после того как пронзительно проревел охотничий рожок.
Она не могла понять, почему звучал охотничий рожок, но чувствовала, что это должно иметь какое-то отношение к ее спасению.
Далее она смогла расслышать, как граф объясняет что-то около завала, очевидно, осматривая его и размышляя вслух, как лучше освободить вход в пещеру.
Джейсон нетерпеливо лаял, но теперь уже с восторгом, словно знал, что прибытие графа предполагало их скорое освобождение из этой темной тюрьмы.
Пурилла полагала, что его лай мог только мешать им, и поэтому крепко прижала к себе песика, чтобы он не создавал лишнего шума.
— Нам следует проявить терпение, — внушала девушка своему четвероногому другу, — и ждать, пока они не смогут найти какой-либо способ вывести нас отсюда.
На это действительно ушло много времени.
Она услышала голоса еще двух мужчин, и по позвякиванию уздечек поняла, что они прибыли на помощь графу.
Состоялся весьма долгий обмен мнениями, а затем она догадалась, что они пытаются сдвинуть валуны внизу завала.
Она сочла это весьма странным решением, но потом пришла к выводу, что они предприняли попытку приподнять груду камней снизу с помощью большого бревна, которое, должно быть, нашли среди деревьев.
Затем она сообразила, в чем дело. Граф боялся, что, если вдруг случится повторный обвал известняка, это не только еще больше затруднит вызволение пленников из пещеры, но может привести и к их гибели.
«Какой он умный», — подумала она.
Она ощутила, как на нее нахлынула волна нежности к графу. Она вспомнила, что доктор еще не разрешал ему ездить верхом и велел не перетруждать себя еще в течение по крайней мере двух дней. Выходит, он сел в седло и отправился в путь, услышав где-то там, внутри себя, ее крик о помощи и осознав опасность, которой она подвергалась.
И пусть с каждой минутой становилось все холоднее, она вся горела от возбуждения, вызванного мыслью, что она сумела сообщить о себе графу на расстоянии, воспользовавшись способом, которым общаются между собой индусы, как ей рассказывал Ричард.
«Мне помогла моя любовь к нему, — решила Пурилла.
Все происшедшее лишь доказывало то, во что она всегда верила. Любовь — самое сильное и самое жизнеутверждающее чувство во всей Вселенной».
Теперь ей хотелось знать, какие чувства испытывал сам граф и понимал ли он, что она взывала к нему всем сердцем, моля его о спасении.
И вдруг она вспомнила, что ведь он-то не любит ее, и было бы неловко заговаривать с ним о своих чувствах.
— Рокбрук никогда ничего не должен узнать, — решила она. Возможно, будет лучше, если она не скажет Литтону, что слышала слова герцога и теперь знает истинную причину его скоропалительной женитьбы.
Эти мысли сковали ее, словно холод, овладевавший ее телом, достиг теперь и ее сердца.
— Я люблю его! Я люблю его! — шептала она, прислушиваясь к его голосу, раздававшемуся снаружи.
Но ничто в их отношениях не менялось, хотя он и пришел ей на помощь. Его поступок не давал ей повода надеяться на большее.