— Найн! Найн! Как ви мочь такой подумать?
Испуганный купец засуетился, выкладывая на прилавок образцы, и чем дальше он их выкладывал, тем грустнее становилось царскому сплетнику. Все не то. Ничего общего с газетным листом у купца ни по размерам, ни по фактуре не было. Все листы маленькие и очень плотные.
— Это ест для царский указ, — выложил на прилавок очередную стопку бумаги купец.
— А большего размера есть? Вот такого, — развел руки Царский сплетник.
— О! Ви хотеть бумаг для морской карт! — сообразил купец и выудил из-под прилавка кожаный тубус.
Извлеченный оттуда лощеный лист по размерам был самое то, но вот по плотности…
— Качество достаточно приличное, — удрученно вздохнул царский сплетник, щупая жесткий белый лист. — И сколько такая бумажка стоит?
— Это зависит от объем… количеств… вот. Вам сколко надо?
Виталий задумался. Пробный тираж он собирался сделать скромным. Тысячу экземпляров, не больше. Эту цифру он и озвучил.
— О! — Глаза купца загорелись. — Это очен балшой скидка! Тысяча лист — всего сто золотых!
Виталик опять мысленно охнул.
— Толко вам надо немного ждат. Балшой партий — балшой заказ. Два месяц корабль плыть. Туда плыть, обратно плыть…
— Заказ снимаю, — тут же дал задний ход царский сплетник.
— Но… ви не хотеть скидка?
— Хотеть, но меня не устраивают сроки, — держа марку, ответил Виталий.
— А когда вам надо бумаг?
— Вчера. Так, этот лист я возьму… — тут юноша сообразил, что писать статьи для будущей газеты все равно на чем-то надо, — и добавь к нему десятка три кляузных, для царских нужд. Почем они?
— Два копейка.
— Угу… грош. Не соврал Пантелеймон. Ладно, округлим цифру до рубля, пусть будет пятьдесят листов. Итого карты две гривны, кляузная бумага рубль и еще рубль за это, — провел рукой по бумаге, напоминающей лощеный ватман, царский сплетник. Все верно?
— Найн. Бумаг для морской карт гривна.
— Ты ж сказал: сто золотых за тысячу листов! — возмутился юноша, — Это рупь серебром за лист!
— Это оптовый цена за балшой партий. Розничный — гривна.
— Охренеть!
— Я ест не понимай!
— А я очень даже хорошо понимай. Ладно, пусть будет гривна. Итого семь рублей. Теперь займемся чернилами. Что можешь предложить?
— Ест чернил для карт. Морской вода не смывайт.
— Изобрази.
Купец снял с полки маленький пузырек, осторожно откупорил крышку, макнул в нее перо и на клочке бумажки изобразил вензель. Для ускорения просушки посыпал бумажку песком, после чего опустил ее в стакан воды и выдернул обратно. Чернила по поверхности бумаги не растеклись.
— Отменное качество! — одобрил юноша, — Сколько стоит?
— Тридцат грош.
Виталий посмотрел на микроскопический пузырек. «Точно разорюсь! — мелькнула в его голове паническая мысль. Да его не хватит и на пять листов! Какое пять? На один не хватит! Однако делать что-то надо. Царю Гордону надо выдать на гора хоть что-то».
— Шестьдесят копеек… и на фига мне такое счастье?
— Я не понимайт.
— Я говорю: чернила попроще есть?
— Есть, но они смывайт вода, — Купец поставил на прилавок литровую бутыль чернил.
— Будем надеяться, что подписчики моей газеты в морской воде с ней купаться не будут. Сколько?
— Два алтын.
— Приемлемо, — Тут Виталий сообразил, что чернила просто растекутся по Ванькиному клише, а до типографской краски этот мир еще, скорее всего, не дорос, — Слушай, а вот таких же чернил, только погуще, у тебя не найдется?
— О! Чернил в дорога? Занимать мало мест? Разбавлять вода? — На прилавке появилась пол-литровая бутылка, чернила в которых были явно гуще, — Один цена. Два алтын.
— Вот это другое дело! По рукам! Упаковывай товар.
По части упаковки купец оказался мастер. Он сумел равномерно распределить пятьдесят листов кляузной бумаги вдоль ватмана, аккуратно скатал их вместе трубочкой, засунув в тубус, а в образовавшееся отверстие в центре рулона аккуратно засунул ларец с картами и туда же сверху опустил бутыль. Виталий расплатился.
— Плохо у вас здесь с бумажкой, — вздохнул он, бесцеремонно засовывая тубус Левше под мышку, — Я рассчитывал на серьезные дела, а приходится работать по мелочам.
— Я очен сожалеть!
— Я тоже.
Царский сплетник с Левшой вышли из лавки.
— Барин…
— Чего? — Только тут Виталик сообразил, что в лавке иноземного купца кузнец не проронил ни слова.
— За такую… такую… — Левша жалобно смотрел на тубус.
— …фигню, — подсказал царский сплетник.
— Фигню… семь рублей и два алтына! Да это же грабеж!
— Полностью с тобой согласен. С этим что-то надо делать. Однако без первоначальных трат, как и без первоначального капитала, не обойтись. Траты уже есть, а вот с капиталом проблемы. Надо было жестче торговаться с царем-батюшкой. Но ничего, Ваня, я мозгами пораскину, и мы с тобой такие деньги поднимем!
— Где? — начал шарить глазами по земле кузнец.
— Не там ищешь. Деньги сначала формируются здесь, — постучал себя пальцем по лбу юноша, — а когда они в черепушке оформятся, сами потом к тебе рекой потекут. Где там твоя харчевня? Чегой-то у меня от всех этих треволнений аппетит разыгрался. Пойдем перекусим с горя.
— А вот это правильно, барин! Сейчас штоф закажем. Анисовая под щи наваристые так хорошо идет! А потом берем девочек — и в баньку!
Харчевня «Пиво-раки» была расположена на очень удобном месте — прямо посреди бурлящего базара, а потому отбою от посетителей не было. Купцам, приказчикам и покупателям, для того чтобы удовлетворить голод и жажду, бежать далеко не приходилось. Харчевня процветала. В этом Виталий убедился, войдя в просторный зал, забитый до отказа. Зал разделен был на две части. Правая половина явно предназначалась для состоятельных клиентов: купцов, приказчиков и государевых людей. Об этом говорили накрытые белоснежными скатерками столики и прогибающиеся перед клиентами в расчете на щедрые чаевые половые. Левая половина — для черного люда: грузчиков, чернорабочих и покупателей из простонародья, заскочивших в харчевню перекусить. Чаевых от подобной клиентуры дождаться было трудно, поэтому половые там особо не раскланивались, а скатертей на столах не было и вовсе.
К Виталику прямо у порога тут же подскочил половой.
— Вам туда, — указал он на правую половину зала, — у нас еще осталось три свободных столика. Можете выбирать любой.