— Ты куда летишь, босяк? — как-то наигранно спросил Борис. Словно повторил подсмотренную в кино фразу.
— Помогите, — пролепетал пацаненок.
— Чего случилось? — вклинился я.
— Там папка… — Паренек махнул рукой себе за спину.
— Чего с папкой? — насторожился Серый.
Пацаненок сделал неопределенный жест и состроил такую рожу, что стало ясно: с папкой точно ничего хорошего.
— Ну, веди, — кивнул я, решив, что на подробные расспросы нет времени.
Паренек развернулся и побежал вперед.
Борис поглядел на меня неодобрительно. Ничего, перечешется.
Мальчишка отбежал уже на пару десятков шагов. Притормозил, обернулся. Опять махнул рукой.
— Туда!
И побежал дальше по тротуару, тянущемуся вдоль проспекта.
Я потрусил следом. Борис и Серый не отставали.
Бежать пришлось с полкилометра. Дорога здесь была на удивление свободная. На проезжей части застыли всего несколько разбитых машин, значительно больше их стояло у обочины на вечной теперь уже парковке. А тротуар был пуст и неплохо сохранился.
Впереди замаячил светофор с тремя потемневшими глазами. Вправо от проспекта уходила узкая улочка, название которой я не помнил, если вообще когда-то знал. По эту сторону улочки еще шли пятиэтажки, зато на другой стороне высился панельный дом в полтора десятка этажей. Поперек дороги, за светофором, стоял на спущенных колесах «кошелек». Так Борис называл инкассаторские машины.
Все это я отметил краем глаза, походя, не акцентируя внимания.
Паренек вылетел на Т-образный перекресток и резко вильнул вправо, проскочив мимо машины.
Шустро бегает. Я уже запыхался, а он…
— Долго еще? — пропыхтел на ходу Серый.
Мальчишка не ответил. Снова свернул, скрывшись за припаркованным у обочины грузовиком. Шаги его стихли.
Пришли…
Мысль оборвалась. Из-за грузовика выступил крепкий парень лет двадцати пяти, с острым взглядом. Мальчишка торчал у него из-за спины. В глазах у пацаненка больше не было мольбы, скорее любопытство.
Рядом хрипло выругался Борис. Я обернулся. Из-за инкассаторской машины вышли еще двое мужчин. Постарше. У одного из них в руке было зажато помповое ружье.
В груди ухнуло и затихло, пропустив удар. Снова ухнуло.
«Ты вот при всем желании лидером не станешь», — всплыл в голове тихий и удивительно серьезный голос Серого.
Зачем, ну зачем я вылез с инициативой и погнал всех за мальчишкой? Не расспросив, не разобравшись…
Все это пронеслось в голове за долю секунды.
— Вы чего, пацана обидеть хотели? — спросил тот, что вышел из-за грузовика и угрожающе шагнул вперед.
Он был высок, еще пара шагов — и навис бы надо мной. Но сейчас меня больше пугал тот, что стоял за спиной, с ружьем.
— А ты его папаша? — осведомился Борис.
— Мы все тут папаши, — подал голос мужик с ружьем.
Я обернулся и посмотрел на него внимательнее. Одежда потеряла цвет, обветшала, но узнать в ней форму было несложно. Инкассатор.
— Ваша машина? — осторожно спросил я.
— Моя, — кивнул он.
У меня слегка отлегло от сердца. Перед нами стоял пусть не полноправный представитель власти, служитель закона, но, по крайней мере, не бандит.
— Здесь все теперь мое, — добавил инкассатор, убивая не успевшую угнездиться в сердце радость.
Внутри снова завозилась тревога.
— Машина моя. Деньги мои. Банк мой. — Он указал в сторону панельного дома, и я только теперь заметил, что с торца зеленеет козырьком обшарпанное крыльцо Сбербанка. — Зачем мальчика обидели?
— Никто твоего щенка не трогал, — угрожающе прохрипел Борис.
Мужчина вскинул руку с ружьем.
— Хлопни варежкой, крысеныш.
— Мальчика никто не трогал, — быстро заговорил я. — Мы думали, помощь нужна. Если нет, мы пойдем.
— Никуда вы не пойдете. Допустим, я тебе верю, но твой приятель мне нагрубил.
— Он извинится, — пообещал я, понимая, что извиняться никто не будет. Понимая, что говорю ерунду. Но слова лезли сами собой, как и просительный тон. И надежда, что если с людьми говорить вежливо, то можно разойтись мирно.
Люди же добрые.
Борис стоял напряженный и злой. На меня не смотрел. Взгляд его был прикован к инкассатору. Оценивающий взгляд.
— А ты быстро освоился, козлина, — процедил Борис. — Деньги прикарманил, ружьишко присвоил. Молодца. Только со мной гоп-стоп не прокатит, понял чмошник?
Глаза мужика с ружьем сузились, превращаясь в щелочки.
— Закрой рот! — рявкнул он. Видимо, почуял, что теряет инициативу.
— А то что? — Борис набычился, ссутулился, став похожим на приблатненную шпану. — Что, если не закрою? — повторил он.
Борзый. Злой. Хищник, способный убить. Вот только сейчас убить здесь способен не он один.
Инкассатор перехватил ружье и нацелился Борису в грудь.
Тот сделал шаг навстречу. В руке возник топор. Как он так незаметно его выхватывает?
— А ну-ка стой, паскуда! — прорычал мужчина с ружьем.
Второй, что стоял с ним рядом, напрягся. Борис остановился.
— Будете делать, что скажу, — быстро проговорил бывший перевозчик чужих ценностей, — будете жить. Если кто-то станет выёживаться, пристрелю.
— Ага, — оскалился Борис. — Пристрелишь. Ну так стреляй.
И он сделал шаг навстречу инкассатору. Палец того лежал на спусковом крючке.
— Борис! — заорал я.
— Стреляй, — повторил Борзый, делая еще один шаг. — Правило знаешь, гопник неудавшийся? Достал, стреляй.
Палец инкассатора на спусковой скобе дрогнул, дергая металл, спуская что-то смертоносное внутри.
Я снова хотел крикнуть, но связки отказали.
Я ждал выстрела.
Выстрела не прозвучало. Но мир взорвался…
Борис сорвался с места, словно спусковой механизм сработал у него, а не у ружья. Одним долгим невероятным движением он пролетел к инкассатору. Сверкнуло отточенное лезвие. Тюкнуло.
Коротко, пронзительно взвизгнул мальчишка.
Я почувствовал, как у меня из груди с сипом вырывается воздух, которого там уже вроде бы не осталось.
Лезвие топора врубилось в лицо инкассатора.
Брызнуло.
Борис отдернул руку. Мертвый хозяин банка повалился навзничь. Рядом на землю упало помповое ружье. К нему тут же метнулись с двух сторон — Серый и подельник убитого инкассатора.