— Еще чего! А вдруг у него денежки есть? Вот отвалит их все Правой, и отпускай тогда его по твоему дурацкому закону!
— Дурацкому? Ты что, папу не уважаешь?
— Уважаю, — петух грозно дыхнул свежей сивухой в морду судье, — а потому и интересуюсь, есть у него «бабки» или нет.
— У тебя деньги есть, варначья твоя душа? — ткнула мордой Правая Соловья.
Разбойник усердно закивал и попытался что-то промычать адвокату. Есть, — расстроенно крякнул адвокат. — Придется отпускать.
— Еще б у него денежек не было! — возмутилась Левая. — Столько лет на большой дороге пенсию себе высвистывал. А может, ты и мне денежек отсыплешь?
Соловей-разбойник по инерции кивнул.
— Ну, тогда какой базар! — обрадовалась Центральная, плотоядно облизываясь. — Будем приговор выносить.
— Чует мое сердце, что вы торопитесь, господин судья. — Яга натянула готовый чулок на ногу. — Как, Ген, красиво?
Из-за камня выглянула хмурая физиономия домового.
— Тут Чебурашка плачет, а ты все на чулки свои любуешься… — Гена вновь скрылся за камнем, откуда действительно доносились тихие всхлипывания, прерываемые странными звуками.
«Вжик вжик… вжик…»
— Ах да, такое горе, такое горе… — Яга стрельнула глазами в сторону Ильи и принялась нанизывать петли на спицы, приступая ко второму чулку. Однако нельзя отступать от процессуальных норм, папа этого не одобрил бы.
— Слушай, Яга, откуда ты слов таких мудреных набралась? — удивилась Саламандра.
— Еще бы ей не набраться! — раздался из-за камня сердитый голос Гены. — Я целый день по хозяйству кручусь, а она яблочком по блюдечку крутит муру всякую. Из зала сюда.
— Суда, — вздохнула ведьма. — Воспитываю его, воспитываю…
— Торопимся, значит, говоришь? — задумчиво пробормотала Центральная, похлопала глазами, подхватила зубами Соловья-разбойника за шиворот и швырнула его себе под ноги. — Пожалуй, ты права. Торопиться не надо. Давай, братва, как папа завещал… с чувством, с толком, с расстановкой… Короче… гм… слово предоставляется прокурору.
Левая радостно оскалилась:
— Ну держись, разбойная рожа! Я за нападающего!
Длинная шея прокурора выгнулась дугой, потащив за собой голову, и, дав хороший разгон, метнула ее в обвиняемого. Соловей от страха съежился и закрыл глаза, готовясь к смерти, но атака прокурора была сорвана адвокатом, подставившим под удар свою морду.
— Ты че!!! — взвизгнула Левая. — Больно же!
— А мне, думаешь, нет? — огрызнулась Правая. — Терплю, однако… Я ж адвокат… защитник… все-таки.
— Да ты неправильно терпишь!
— А как правильно?
— Очень даже просто! Ты терпишь с этой стороны, — Левая ткнула мордой в то место, где адвокат приняла ее удар: прямо перед грудью обвиняемого, а надо с другой! — Левая выразительно постучала по спине разбойника. — Вот здесь и защищай. Ну а я, сама понимаешь, с другой стороны займусь обвинением. И морды целы будут, видишь, какой он мягкий, — потыкала Левая живот Соловья, — и…
— И правосудие восторжествует! — обрадовалась Центральная.
— Ну до чего же интересный процесс, — не поднимая глаз от вязанья, восхитилась Яга. — Яркий, динамичный… Ген, попроси папу хны достать. А то у меня вся вязка двух тонов — серая да бурая.
Из-за камня послышалось недовольное сопение.
— Какое разнообразие будет: рыжая и бурая…
— Ты на что это намекаешь? — перебила Гену Центральная. — Опять что-нибудь не так?
— Видишь ли, Горыныч, запомнилось мне из того, что я по блюдечку видела, что адвокат с прокурором воевали не кулаками. И морды друг другу не били. Их оружие был язык.
Левая высунула язык и, скосив глаза, внимательно осмотрела его.
— Не, зубами удобнее, — безапелляционно заявила она.
— Ты хочешь сказать, что адвокат и прокурор просто спорят? - настороженно поинтересовалась Центральная.
— Ты необыкновенно проницателен. Обычно судебный процесс начинается с того, что судья зачитывает присутствующим, в чем обвиняется подсудимый. Затем дает слово прокурору, и тот предоставляет суду факты и свидетельства очевидцев, доказывающие виновность обвиняемого, затем… — Яга четко и довольно точно донесла до аудитории основы судопроизводства.
— Тьфу! — сплюнула с досады Центральная. — Придется всю процедуру по пунктам… Ладно. Слушается дело о злодейском покушении на жизнь нашего замечательного папы. Предоставляю слово обвинению.
— Ага, — оживилась Левая, многообещающе посмотрев на обвиняемого, за, мной не заржавеет… Значится так, эта разбойничья рожа на самом деле не корефан нам, а подсыл, засланный в наш сплоченный коллектив паханом по кличке Череп, нагло узурпировавшим власть в нашем славном царстве-государстве со злодейской целью погубить нашего любимого папу. И это ему удалось! — Из глаз Левой потекли слезы и закапали в ведро с самогонкой. Прокурор шмыгнула носом, опустила морду вниз и одним могучим глотком опустошила емкость. — Смерть Кощею и его прихлебателям!!! — заорала Левая и, широко раскрыв пасть, потянулась к обвиняемому с явной целью закусить им, не дожидаясь оглашения приговора.
— А доказательства у тебя есть? — вкрадчиво спросила старушка, отрываясь от вязки и делая пасс в сторону прокурора. Оскаленная морда Левой ткнулась в невидимую преграду и, разобиженная, подалась назад.
— Гражданка Яга! Попрошу соблюдать порядок. — Центральная строго посмотрела на ведьму. — Не то я буду вынуждена удалить вас из зала.
— Молодец, Горыныч, — одобрительно кивнула Яга, — из тебя, пожалуй; и впрямь выйдет довольно приличный мировой судья.
На поляне воцарилась тишина, нарушаемая лишь подозрительными звуками из-за глыбы, на которой сидел понурый обвиняемый:
«Вжик… вжик… вжик…»
Судья, вытянув шею, заглянула туда в поисках источника странных звуков. Чебурашка и Гена, сидя на пятой точке, точили катану-кладенец о гранитный обломок. Чебурашка держался за ручку, Гена — за отупевший от закалки конец. Кладенец был по-прежнему в изрядном подпитии и потому позволял делать с собой все, что угодно. В этом состоянии он отличался исключительно мягким характером. Стоило домовым ослабить хватку, как катана тут же растекалась по поверхности импровизированного наждака, повторяя все его неровности и изгибы.
— Вы что тут делаете? — строго потребовала отчета Центральная.
— Точим, — лаконично сообщил Гена.
— Зачем?
— Угадай с трех раз, — сердито предложил Чебурашка.
Центральная похлопала глазами и вновь заняла место председательствующего в «зале» суда:
— Слово предоставляется защите.
Правая отхлебнула из своего ведра, откашлялась и, мрачно посмотрев на Соловья-разбойника, оскалила пасть: