Арника пропустила меня в квартиру, закрыла дверь, но не успела зажечь свет. Я перехватил девушку на пути к выключателю и привлёк к себе. И только тогда почувствовал её запах. Странный, стойкий аромат луговых трав и растопленного солнцем мёда. Отстранив душистую волну волос, я наклонился к ней и нашёл в темноте своими губами её губы. Они оказались именно такими, как я и желал — мягкими, нежными, прохладными. Но совершенно равнодушными. Арника не ответила на мой поцелуй, казалось, что я целую манекен или статую. Не слишком приятное ощущение.
Я почувствовал себя полным идиотом, когда она мягко, но настойчиво высвободилась из моих объятий и включила свет.
— Извини, Зар. Мне, наверное, надо объясниться.
— Не надо. Я и так всё понял.
Жаль, что сейчас не темно, тогда она не увидела бы моего лица с пылающими, словно у мальчишки, щеками.
— Ты принимаешь меня не за ту, кто я есть на самом деле.
— И кто ты есть на самом деле? — пробормотал я, пытаясь подавить чувство невыносимой неловкости.
— Я не принадлежу к вашему виду. Многие ваши ценности и удовольствия непонятны мне. Твой поцелуй… — Арника коснулась кончиками пальцев своих губ, — …несёт в себе большую информацию, но она непонятна мне совершенно. Я знаю, чего ты хотел бы от меня, но не могу удовлетворить твои желания. С таким же успехом ты мог поцеловать герань и ждать от неё ответных чувств.
— Значит, это правда. Ты что-то типа орхидеи.
Наверняка моё уныние было забавным. Но только не для неё.
— Да, что-то типа орхидеи. Ты ведь знал?
— Знал, но… у тебя человеческое тело…
— Растению вовсе не обязательно иметь корни и зелёную окраску.
Девушка опустилась на диванчик, стоящий в прихожей, и я присел рядом, обдумывая следующий, очень важный для себя вопрос.
— Скажи, у тебя есть сердце?
Она спокойно взяла мою руку и приложила к своей груди. Я ждал, наверное, целую минуту, пока почувствовал одиночный, гулкий удар.
— Значит, есть. А если есть сердце, ты должна уметь любить.
Арника чуть наклонила голову, и мне показалось, что она сейчас рассмеётся.
Я бы на её месте рассмеялся.
— Ты ошибаешься, Зар. Умение любить не связано с наличием сердца. По-моему, любовь — это какая-то биохимическая реакция плюс инстинкт. У меня нет многих инстинктов, какие есть у вашего вида, мой организм не вырабатывает гормоны, которые влекут вас друг к другу.
— Но ты… вы же как-то размножаетесь.
— Это слишком сложно, чтобы объяснить в нескольких словах. Скажу одно: мы не испытываем потребности в продолжении рода.
— Ладно. Хорошо. Я тоже не испытываю такой потребности, но ведь есть ещё и удовольствие.
Она покачала головой, рассматривая меня, словно я был интересным микробом под стеклом микроскопа.
— Удивительно, но только люди могут любой физиологический процесс направить на собственное удовольствие. Еда для удовольствия, и секс, и потребность в укрытии и в одежде.
Я посчитал себя вправе не согласиться:
— Ничего подобного. Я что-то сейчас не соображу, что тебе можно возразить, но ты неправа.
— Я права. Или на удовольствие, или на разрушение. Все достижения вашей цивилизации вы направляете на уничтожение себе подобных. И все те речи о гуманизме и сострадании, которых я наслушалась, — пустой звук. Животные тоже жестоки по своей природе, но они хотя бы не лицемерят. А всё, что создаете вы, либо пошло, либо смертельно опасно.
— Ну знаешь ли!.. — Я не находил слов от возмущения. — А искусство, живопись, архитектура?..
— Я не очень понимаю ваше искусство и не вижу в нём особого смысла, чаще всего это тоже подделка, копия.
Если бы здесь был Лис, он показал бы этой самоуверенной хризантеме, как оскорблять святое искусство. Дискуссии на подобные темы он может вести часами, ни разу не сбившись, а я вовсе не собирался отстаивать интересы человечества, единственным моим желанием было приятно провести вечер.
— У меня такое чувство, что ты не очень любишь людей.
— Я к ним совершенно равнодушна.
— Так какого чёрта ты поехала со мной в ресторан?!
Зеленоватые глаза внимательно осмотрели меня, взмахнув густыми ресницами.
— Ты сердишься?
— Да, сержусь. Я всего-то хотел узнать, есть ли у меня хоть какая-то надежда на интерес с твоей стороны, а ты начала философствовать о порочности всего человечества, причём в присутствии представителя. Это по меньшей мере бестактно.
— Извини, если я тебя обидела.
— Зачем тебе моё извинение, если ты не чувствуешь себя виноватой… Ладно, мне пора.
Она поднялась следом за мной:
— Ты уходишь?
— Да. Всего хорошего. Спасибо за ужин.
— До свидания.
Я в последний раз окинул взглядом её стройную, гибкую фигуру, задержался на мягких, волшебных губах и вышел, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Пока я добирался до дома, досада моя значительно поутихла. Похоже, я очень постарался, чтобы поставить себя в дурацкое положение… и поцелуй ещё этот.
Не мог двух слов связать во время спора, ни одного разумного довода не привёл. Естественно, что Арнике с её «растительным», совершенно чуждым людям разумом наша жизнь и наши ценности кажутся дикими. Конечно, она не понимает ни живописи, ни литературы, да и как можно понять то, чего никогда не чувствовал? А я-то, идиот, развернул перед девушкой всю широту собственной души! Удовольствия мне, видите ли, подавай. Интересно, что она могла обо мне подумать?.. А что тут думать?! Вот ещё один представитель человекообразных, подтверждающий общее правило. Секс, еда и дорогие шмотки… Чёрт! А я её ещё и в ресторан потащил! Представляю, как она на меня смотрела, когда я, не видя ничего вокруг, уминал всё, что попадалось под руку, при этом пытался острить и не понимал, почему нет реакции на мои шутки. Самоуверенный болван!..
Домой я вернулся окончательно уничтоженный и посрамлённый. Естественно, Лис не спал, готовый своими замечаниями переполнить чашу моего отвращения к себе.
— Ну как?
Я мрачно посмотрел на него и направился в свой кабинет.
— Ты что-то не слишком доволен.
Я рухнул в кресло и отвернулся.
Он забеспокоился:
— Что случилось?
— Ты оказался прав. Она помесь фиалки с актинией, а я идиот.
— Нет. — Лис усмехнулся. — Ты не идиот. Просто мой брат немного слишком самоуверенный. Ты думал, она будет очарована тобой, как все остальные.
— Ну-у…
— Думал. А ей всё равно.