— Благодарю вас, мой друг, — ответил Давид, приготовляя для своей пращи запас камней. — Хотя я и не одержим желанием убивать, но сильно пал бы духом, если бы вы не взяли меня.
— Помните, — сказал разведчик, многозначительно показывая на своей голове то место, которое еще не успело зажить на голове Гамута, — мы идем воевать, а не музицировать. Пока не раздастся военный клич, говорить должны только ружья.
Давид кивнул головой, как бы давая согласие на эти условия. Соколиный Глаз еще раз внимательно оглядел спутников и дал знак идти вперед.
Около мили путь их шел вдоль реки. Хотя обрывистые берега и густые кусты, окаймлявшие реку, скрывали путников, они все же предприняли все предосторожности, известные индейцам. С правой и с левой стороны шли или, вернее, ползли воины, зорко вглядывавшиеся в лес; через каждые несколько минут отряд останавливался, прислушивался чутким ухом, не раздадутся ли какие-нибудь подозрительные звуки. Однако они дошли совершенно беспрепятственно до того места, где маленькая река терялась в большой. Тут разведчик снова остановился и стал оглядываться вокруг, чтобы собрать какие-либо сведения.
— Славный будет денек для сражения! — сказал он по-английски Хейворду, взглянув на большие тучи, плывшие по небу. — Яркое солнце и сверкающий ствол не помогут верному прицелу. Все хорошо для нас: ветер дует с их стороны, так что до нас будут доноситься от них шум и дым, а это уже немало; между тем как с нашей стороны сначала раздастся выстрел, а потом уже они узнают, в чем дело… Но вот кончается наше прикрытие. Бобры жили по берегам этой реки целые сотни лет, и теперь между их кладовыми и плотинами, как вы сами видите, есть много пней, но мало деревьев.
Соколиный Глаз довольно верно обрисовал открывшуюся перед ним картину. Река то сужалась, пробивая себе путь в расселинах скал, то, попадая на равнину, широко разливалась, образуя нечто вроде небольших озер. Всюду на берегу виднелись остатки погибших деревьев. Некоторые стволы еще скрипели на своих шатающихся корнях, с других деревьев была содрана кора, в которой так таинственно заключается источник жизни. Как призраки былых и давно умерших поколений, валялись поросшие мхом стволы деревьев. Вряд ли до этого кто-нибудь осматривал все эти мелкие детали с таким серьезным вниманием, как их разглядывал разведчик. Он знал, что поселение гуронов находилось в полумиле вверх по реке, и разведчика одолевало обычное нетерпение, свойственное человеку, желающему скорей обнаружить притаившуюся опасность; но Соколиный Глаз был очень обеспокоен тем, что не находил нигде ни малейшего признака присутствия врага.
Несколько раз ему хотелось поднять воинов в наступление и захватить поселение гуронов врасплох, но большой опыт разведчика удерживал его от столь опасного и бесполезного эксперимента. Соколиный Глаз внимательно вслушивался, не доносятся ли звуки военных действий оттуда, где находился Ункас. Но слышались только вздохи ветра, которые порывами проносились по лесу, предвещая бурю. Наконец, поддавшись собственному нетерпению, разведчик, вопреки своему опыту, решил действовать, и, не скрываясь больше, воины осторожно двинулись вверх по речке.
Разведчик притаился в кустарнике, а воины залегли в лощине, по которой протекала речка. Едва заслышав тихий ясный сигнал своего командира, весь отряд выбрался на берег и, подобно темным призракам, в молчании окружил разведчика. Соколиный Глаз пошел вперед, за ним поодиночке двинулись делавары, ступая точно по следам охотника, чтобы оставить лишь один след.
Как только отряд вышел из-под прикрытия деревьев, сзади раздался залп из нескольких ружей, и один из делаваров, высоко подпрыгнув, словно раненый олень, упал плашмя на землю, мертвый.
— Я боялся именно такой дьявольской шутки с их стороны! — воскликнул разведчик по-английски и прибавил на делаварском языке:
— Становитесь под прикрытие, молодцы, и стреляйте!
Отряд мгновенно рассеялся, и, прежде чем Хейворд пришел в себя от изумления, он увидел, что остался один с Давидом. К счастью, гуроны уже отступили, и они были в безопасности от выстрелов. Но, очевидно, такое положение вещей не могло долго продолжаться; разведчик первый бросился преследовать убегающих, посылая выстрел за выстрелом и перебегая от дерева к дереву.
По-видимому, в первом нападении гуронов участвовало немного воинов; число их, однако, сильно увеличивалось, по мере того, как бывшие впереди отступали к своим друзьям, и вскоре ответный огонь с их стороны почти сравнялся по силе с выстрелами наступавших делаваров. Хейворд бросился в середину сражающихся и, подражая тактике своих сотоварищей, стал стрелять.
Бой разгорался все сильнее и упорнее. Раненых было мало, так как оба отряда держались под защитой деревьев. Но счастье стало постепенно изменять Соколиному Глазу и его отряду. Проницательный разведчик скоро заметил угрожавшую ему опасность, но не знал, как избежать ее. Он понимал, что отступление могло оказаться еще более опасным, и потому решил оставаться на месте, хотя видел, что число неприятелей с фланга все прибывает. Делаварам стало трудно удерживаться под прикрытием, они почти совсем прекратили огонь. В эту затруднительную минуту, когда они думали, что вражеское племя постепенно окружает их, делавары вдруг услышали боевой клич и грохот выстрелов, раздавшиеся из-под сводов леса, оттуда, где был Ункас.
Результаты этого нападения дали себя знать тотчас же и принесли большое облегчение разведчику и его друзьям. По-видимому, враги ошиблись в оценке численности преследующего их отряда, и большинство гуронов повернули против нового противника.
Соколиный Глаз, ободряя своих воинов и голосом и собственным примером, приказал им нападать на врага как можно энергичнее. Воины немедленно и очень удачно исполнили приказание своего вождя. Гуроны принуждены были отступить, и бой с более открытого места, на котором он начался, перешел в чащу, где нападающим удобнее скрываться. Тут сражение продолжалось с большим жаром и, по-видимому, с сомнительным успехом. Хотя никто из делаваров не был убит, но многие из них ослабели от потери крови, так как раненых было уже много вследствие невыгодного положения отряда. Соколиный Глаз воспользовался удобным случаем, чтобы стать под дерево, которое прикрывало Хейворда; большинство его воинов находились вблизи него, немного направо, и продолжали частую, но бесплодную стрельбу по скрывшимся врагам.
— Вы, молодой человек, майор, — сказал разведчик, опуская приклад «оленебоя» на землю и устало опираясь на его ствол, — может быть, вам придется вести когда-нибудь армию против мингов. Вы видите, тут главное дело в проворстве рук, меткости глаза и умении найти себе прикрытие. Ну что бы вы сделали здесь, если бы у вас под командой были королевские войска?
— Штыки проложили бы дорогу.
— Да, вы говорите разумно с точки зрения белого человека, но здесь, в пустыне, предводитель должен спросить себя, сколькими жизнями он может пожертвовать. Кавалерия, вот что решило бы дело.
— Лучше в другое время поговорим об этом, — заметил Хейворд, — а теперь не перейти ли нам в наступление?
— Я не вижу ничего дурного в том, что человек проведет минуту отдыха в полезных размышлениях, — ответил разведчик. — Что касается нападения, то мера эта не особенно мне по душе, так как тут приходится жертвовать несколькими скальпами. Впрочем, — прибавил он, наклоняя голову и прислушиваясь к шуму отдаленной битвы, — если мы хотим быть полезными Ункасу, то надо очистить дорогу от этих негодяев!