– Похоже на то. Впрочем, динарианцы набираются сил, причиняя боль и страдания другим. Так они лучше используют возможности, дарованные им Падшими. И больше всего сил они набираются, причиняя боль тем, кто пытается им противостоять.
– Он пытает Широ, – выдохнул я. Фортхилл коснулся моей руки.
– Мы должны хранить веру. – Голос его звучал тихо, успокаивающе. – Может, мы еще успеем помочь ему.
– Я полагал, весь смысл затеи с рыцарями – восстанавливать справедливость, – сказал я. – Десница Господня и все такое. Почему тогда Никодимусу позволено мочить их направо и налево?
– Наверное, по той же причине, по которой люди продолжают убивать друг друга, – вздохнул Фортхилл. – Он умен. Осторожен. Опытен. Беззастенчив. Как и его покровитель, падший ангел.
– Тот самый... как там его? Вреднозадиэль?
Фортхилл почти улыбнулся.
– Андуриэль. Он был одним из помощников Люцифера – сразу после Падения. Андуриэль возглавляет тридцать Падших, унаследовавших монеты. Однако Никодимус не из тех, кого Андуриэль соблазном подчинил своей власти. Это партнерство. Никодимус действует с Падшими почти на равных, по собственной воле. И никто из священников, никто из рыцарских орденов, даже рыцари Креста, – никто до сих пор не смог даже оцарапать его.
– Веревка, – сказал я. – Она той же природы, что и Плащаница, – так ведь? Она обладает энергией?
Фортхилл кивнул:
– Нам тоже так кажется. Та самая веревка, которой воспользовался в Иерусалиме предатель.
– Много ли динарианцев работают с ним? Насколько я понимаю, они не очень-то ладят друг с другом.
– Благодарение Богу, тут вы правы. Согласно имеющейся у нас информации, Никодимус редко держит при себе больше пяти или шести динарианцев. Обычно он вообще ограничивается тремя.
– Парень-змея, девица-медуза и Урсиэль.
– Да.
– Сколько всего монет гуляет по свету?
– На сегодня известно только девять. Считая с Урсиэлевой – десять.
– Значит, Никодимус может теоретически набрать под свое начало девятнадцать Падших. Ну, плюс неограниченное число громил.
– Громил?
– Громил. Ну, обычных, нормальных наемников.
– А-а, – кивнул Фортхилл. – Какие они нормальные... Судя по тому, что нам известно, это почти замкнутая каста. Фанатики. Служба передается по наследству от отца к сыну, от матери к дочери.
– Все круче и круче, – хмыкнул я.
– Гарри, – сказал Фортхилл. – Я не знаю вежливого способа задать этот вопрос, поэтому спрашиваю прямо: он дал вам монету?
– Пытался, – ответил я. – Я отказался.
С минуту Фортхилл буравил меня взглядом, потом перевел дух.
– Ясно. Вы не запомнили случайно знака на ней?
Я кивнул, взял из пакета пончик в шоколадной глазури и ногтем нарисовал на коричневой поверхности символ.
Фортхилл вгляделся, склонив голову набок, и нахмурился.
– Ласкиэль, – пробормотал он.
– Ласкиэль? – переспросил я – не совсем разборчиво, потому что слизывал шоколад с пальца.
– Соблазнительница, – поморщился Фортхилл. Он тоже испачкал палец шоколадом, стирая нарисованный мною знак. – Ласкиэль знают еще как Паучиху и Искусительницу. Хотя странно, что Никодимус хочет освободить именно ее. Как правило, она не очень-то слушается Андуриэля.
– Ангел-бунтарь среди ангелов-бунтарей?
– Возможно, – сказал Фортхилл. – Впрочем, не стоит обсуждать это здесь и сейчас.
Сьюзен вернулась на кухню с радиотелефоном в руке.
– Хорошо, – произнесла она в трубку и прошла мимо, сделав нам рукой знак следовать за ней.
Отец Фортхилл удивленно поднял брови, но поднялся со стула, и мы перешли в гостиную дома Карпентеров. Довольно просторная гостиная делилась мебелью на несколько зон. Телевизор стоял в самом маленьком закутке, но и для него казался слишком мелким. Сьюзен подошла к нему, включила и пощелкала переключателем каналов.
Местная студия как раз передавала выпуск новостей. Камера, установленная то ли на вертолете, то ли на крыше небоскреба, вела съемку охваченного пламенем здания. С дюжину красно-желтых пожарных машин окружало пожар, но ясно было, что они только сдерживают огонь. Сам дом был обречен.
– Что это? – спросил Фортхилл.
– Черт! – рявкнул я, отвернулся от экрана и зашагал по комнате взад-вперед.
– Это тот самый дом, куда привез нас сегодня ночью Широ, – пояснила Сьюзен. – Динарианцы сидели в одном из расположенных под ним туннелей.
– Больше не сидят, – сердито буркнул я. – Они смылись и заметают следы. Черт, сколько у них было времени? Шесть часов? Да они могли уже два штата пересечь.
– Никодимус, – кивнул Фортхилл. – Это в его духе.
– Мы их отыщем, – негромко произнесла Сьюзен.
– Как? – спросил я.
Она сжала губы, отвернулась и тихо сказала что-то в трубку. Слов я не разобрал, но судя по тону, это был конец разговора, и она выключила аппарат.
– Что мы можем сделать сейчас?
– Я могу спуститься в Преисподнюю, – предложил я. – Поискать там ответы на кое-какие вопросы. Только я не могу заняться этим до захода солнца.
– Вы не должны этого делать, – тихо возразил Фортхилл. – Это слишком опасно. Никому из рыцарей не хотелось бы...
Я резко взмахнул рукой, останавливая его.
– Нам необходима информация, иначе Широ умрет. И не только это: если мы не прищемим хвост Никодимусу, он осуществит ту пакость, которую он задумал с помощью Плащаницы. И если мне и искать ответы на интересующие меня вопросы, так именно там.
– А что Майкл? – спросила Сьюзен. – Разве он не может найти Широ так же, как Широ нашел Гарри?
Фортхилл покачал головой.
– Не факт. Эти способности не из тех, которыми он может управлять. Время от времени рыцарям даруется такая способность, но они не могут вызывать ее по своему хотению.
Я сверился с часами и прикинул в уме расстояние.
– Во сколько Майкл с Саней должны быть здесь? Не пора еще?
– Возможно, у них новые неприятности, – предположил Фортхилл.
– Класс! Ладно, посмотрим, захотят ли те ангелы, что считаются на нашей стороне, вмешаться в игру. Если нет, я призываю Шонзи – сразу же, как солнце зайдет. – Я взял у Сьюзен трубку и вышел.
– Ты куда? – спросила Сьюзен.
– Поговорить с Анной Вальмон. А потом надо еще моему клиенту позвонить. На случай, если я накроюсь медным тазом, я хочу, чтобы обо мне думали, что я хотя бы пытался быть профессионалом.
Гостевая комната в доме у Черити медленно, но верно превращалась в склад всевозможных тканей. Вдоль одной из стен выстроились коробки с нитками всех мыслимых и немыслимых цветов; на почти полностью скрытом от глаз рулонами столе разместилась небольшая швейная машина. Еще больше рулонов частоколом окружали кровать, на которой лежало нечто, с головой укрытое несколькими пледами.