Она молча смотрела в темноту.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я.
— Почему вы не произнесете этого громче? — спросила она не без горечи в голосе. — Если вы считаете меня такой, ваших друзей необходимо предупредить о моем предательстве.
— Верно, — кивнул я. — Я сделаю это, и тогда ваши глаза наполнятся слезами, и вы отвернетесь от меня. Вы дадите им увидеть, как по вашей щеке катится слеза, а потом немного повернете голову, чтобы ветер сбил волосы, закрыв лицо. Может, позволите дрогнуть плечам. И в результате налицо большой, злой и подозрительный чародей, не способный ни простить, ни понять, нападающий на бедную маленькую девочку, попавшую в неприятную ситуацию и желающую единственно любви. Имейте ко мне хоть немного уважения, Розанна. Я не собираюсь помогать вам подставлять их.
Светящиеся зеленые глаза повернулись и внимательно посмотрели на меня. Рот Розанны шевельнулся, но голос из него послышался другой, хотя тоже женский.
— Ласкиэль научила тебя многому о нас.
— Можно сказать и так, — согласился я.
Где-то впереди и чуть правее вспыхнул в темноте огонь — сигнальный костер, решил я. Трудно сказать, как далеко от нас он находился: ночь и снегопад мешали определить расстояние.
— Вон, — пробормотала Розанна. — Туда. С вашего позволения…
Она вернулась к штурвалу, и тут над озером пронесся порыв ветра. Собственно, в этом не было ничего нового. Ветер дул с самого начала снегопада. Однако что-то насторожило меня в этом ветре. Что-то в нем ощущалось неправильное.
Мне потребовалось три или четыре секунды, чтобы понять, что не так.
Ветер дул с юга. И он был теплый.
— Ого, — произнес я, поднял светящуюся трубку и принялся вглядываться в воду рядом с катером.
— Гарри? — спросил Майкл. — Что случилось?
— Чувствуете этот ветер?
— Да, — ответил Саня по-русски. В голосе его слышалось замешательство. — Он теплый. А что?
Майкл, наконец, понял.
— Лето идет, — сказал он.
Розанна глянулась на нас через плечо.
— Что?
— Доставьте нас на сушу, — сказал я. — Твари, которые охотятся на меня, не особенно будут переживать, если уберут вместе со мной и вас.
Она повернулась обратно к штурвалу и включила зажигание. Моторы лязгнули, кашлянули, но не завелись.
Ветер крепчал. Теперь с неба падал уже не снег, а холодный дождь. Слой льда, которым обрастал катер, становился толще почти на глазах. Волнение тоже усилилось, и катер плясал на воде как пробка.
— Ну, давай, — услышал я свой собственный голос. — Давай же!
— Смотрите! — воскликнул Саня, указывая куда-то за борт.
Что-то длинное, коричневое, скользкое и пористое выметнулось из воды и обвилось вокруг руки русского чуть ниже локтя.
— Боже мой! — охнул он по-русски.
Еще два щупальца, вынырнув из воды с разных сторон, схватили Саню — одно за запястье той же руки, второе за голову. Мощным рывком они потянули его за борт в то самое мгновение, когда я опомнился и бросился ему на помощь. Мне удалось схватить его обутую в башмак ногу прежде, чем он перевалился в воду. Упершись ногой в фальшборт, я изо всех сил потянул Саню обратно.
— Майкл!
Подвесные моторы снова почихали, окутались дымом и стихли.
— In nomine Dei Patri! — взревел Майкл, выхватывая «Амораккиус» из ножен. Сияющий клинок описал дугу и одним взмахом отсек удерживавшие Саню щупальца. При соприкосновении со сталью «Амораккиуса» бурая ткань щупалец обугливалась и съеживалась как тонкая бумага от открытого огня.
Я затащил Саню обратно в катер, и русский выхватил из ножен саблю — как раз вовремя, чтобы аккуратно перерубить еще одно коричневое, словно выросшее из мха щупальце.
— Что это?
— Келпи, — прорычал я. Стоило бы щупальцам намотаться на винты, и катеру уже не тронуться с места. — Давайте же! — рявкнул я Розанне.
Катер неожиданно накренился на другой борт. Я повернул голову в ту сторону и увидел, что несколько келпи лезут к нам на борт. Формой они отдаленно напоминали людей, слепленных из тины и водорослей, с зияющими провалами ртов и маленькими точками серебристых огоньков на месте глаз.
Я крутанулся на месте, описав рукой широкую, рубящую дугу в воздухе.
— «Forzare!» — выкрикнул я.
Невидимая сила сорвала келпи с бортов катера, и они с отвратительными, булькающими воплями полетели обратно в воду. На стеклопластиковом корпусе остались лишь лохмотья мокрых водорослей.
Наконец завелись моторы. Корма катера чуть погрузилась в воду, нос задрался вверх, и мы рванулись вперед.
Что-то с силой рвануло меня за ногу. Бестолково взмахнув руками, я полетел навзничь, уже на лету сообразив, что одна из келпи успела-таки схватить меня щупальцем за лодыжку. Резкими, болезненными рывками она вытащила меня на корму, и я успел еще осознать, что набирающий скорость катер вот-вот выдернется из-под меня. Дальнейшая моя судьба сводилась к одному нехитрому вопросу: что прикончит меня раньше, ледяная вода или удушающие объятия плавающих в ней чудищ.
Перед глазами моими мелькнуло алое с белым, что-то свистнуло, зашипело, и ногу обожгло огнем. Я пролетел еще пару футов по инерции, врезался в кормовой транец и покатился на палубу. В лицо хлестали ледяной дождь и брызги ледяной же воды из-за борта. Я опустил взгляд и увидел, как с моей лодыжки сваливается почерневшее, извивающееся как червяк щупальце. Саня наклонился, сорвал с моей ноги последние клочки дымящихся бурых водорослей и швырнул их в пенившуюся за кормой воду. Из пореза на лодыжке сочилась черная в зеленом химическом свете кровь. Такие же потеки темнели на клинке «Эспераккиуса».
Шипя от боли, я стиснул лодыжку руками.
— Чтоб вас, Саня!
Саня всмотрелся в черноту за кормой, потом перевел взгляд на меня.
— Ох. Упс.
Майкл подошел и опустился рядом со мной на колени.
— Гарри, не дергайтесь, — он ощупал мою лодыжку, и это было так больно, что я не удержался от пары невоспроизводимых междометий. — Не страшно. Длинная, но неглубокая, — он расстегнул кожаную поясную сумку и достал из не маленькую аптечку. Джинсы ему взрезать не пришлось: это уже сделала Санина сабля, но Майкл разорвал их чуть сильнее, чтобы ткань не мешала ему обрабатывать рану. Он очистил разрез влажной салфеткой, полил ее чем-то из пластикового пузырька, накрыл полоской белой впитывающей материи и туго замотал пластырем. На все это у него ушло две или три минуты, и действовал он с ловкостью и точностью профессионала. Когда он кончил, шок начал проходить, и рана разболелась.
— С болью ничего поделать не могу, — вздохнул Майкл. — Извините, Гарри.