— Как-нибудь перетерплю, — буркнул я, морщась. — Дайте мне только минуту прийти в себя.
— Мне очень жаль, Дрезден, — сказал Саня.
— Угу. Только не смейте даже и думать спасать меня еще раз, — буркнул я ему. Потом закинул ногу на одно из кормовых сидений, чтобы кровь оттекала от раненой лодыжки, и закрыл глаза. Существует множество способов справляться с болью без применения лекарств. Конечно, большая часть их поможет вам не слишком сильно, если только вы не упражнялись несколько лет в искусстве концентрации. К счастью, я упражнялся. Тень Ласкиэли обучила меня методам ментального блокирования боли, столь эффективным, что даже страшно становится. В прошлом я ухитрялся держаться на этих приемах до тех пор, пока мое тело не вырубалось, поскольку я даже не осознавал, насколько хреново мое состояние. И мне еще повезло: в принципе, так можно и перекинуться.
Тело или разум, сердце или душа — все мы люди, а людям свойственно чувствовать боль. И отсекать от себя эту боль можно только на свой страх и риск.
При всем этом, с учетом того, что нам предстояло (ну, и того, что при малейшей возможности с радостью бы нас догнало), я вряд ли увеличил бы степень риска, а позволить себе отвлекаться на мелочи вроде боли не мог никак. Поэтому я закрыл глаза, задержал дыхание, сосредоточился и начал методично отгораживаться от боли в лодыжке, в сломанном носу, во всем моем чертовом избитом теле. На это у меня ушла пара минут, а когда я закончил, тональность рыка подвесных моторов изменилась — точнее, это был уже не рык, а негромкое урчание.
Я открыл глаза и увидел, что Саня и Майкл стоят по обе стороны от меня с мечами наголо. Розанна еще немного убавила обороты моторам и повернула голову, чтобы смерить меня долгим взглядом. Уголки ее губ чуть изогнулись в улыбке — она узнала методику. А потом она снова повернулась к штурвалу, и я заметил, что вокруг сделалось светлее. Ненамного, но достаточно, чтобы я мог разглядеть ее силуэт с изящно изогнутыми рожками.
Я встал и в первый раз увидел остров, выраставший из волновавшихся все сильнее озерных вод. Он порос обычным для этих мест лесом: чахлыми деревьями с густым подлеском. Снег укрыл его целиком, и именно отраженный от этого белого одеяла свет позволял мне видеть темный силуэт Розанны.
На берегу виднелось нечто, напоминающее города-призраки Дикого Запада, только это поселение забросили так давно, что сюда, на отвоеванную у них землю вернулись деревья. Большая часть зданий давно обрушилась. Сквозь те, что остались стоять, проросли деревья, и это зрелище напомнило мне коллекцию насекомых: пустые хитиновые оболочки, пришпиленные булавками к страницам. Какая-то вывеска, выцветшая до полной неразборчивости, висела боком на единственной уцелевшей ржавой цепи. Ветер раскачивал ее, и покрытые ржавчиной звенья с противным скрежетом терлись друг о друга. У берега ощетинился бревнами скелет давно истлевшего причала, и черные сваи торчали из воды обломками гнилых зубов.
При виде этого запустения я словно ощутил на себе чужой, бездушный, но все равно враждебный взгляд. Я не нравился этому месту. Оно не хотело моего присутствия. Оно не питало ко мне ни малейшего уважения, и останки маленького городка безмолвно напоминали о том, что в прошлом это место уже вступило в борьбу с людьми вроде меня — и победило.
— Эй, — окликнул я Розанну. — Вы уверены, что это нужное нам место?
Она молча ткнула пальцем куда-то поверх городка. Я скользнул глазом в указанном направлении и разглядел огонь, который мы уже видели издалека. Теперь я не сомневался в том, что это горит сигнальный костер — горит на вершине высившегося над городком холма, судя по всему, на верхней точке острова. Что-то неясно темнело там на фоне неба, то ли дом, то ли башня; яркий огонь мешал разобрать очертания.
Розанна окончательно заглушила моторы, и катер тихо скользил к обломку деревянного столба у самого берега. Она перебралась на нос катера и ждала там с мотком каната в руке, когда катер несильно стукнулся о столб носом. Набросив на столб петлю, она привязала к нему катер, после чего спрыгнула с него, погрузившись почти по пояс в воду, и направилась к берегу.
— Ну отлично, — буркнул я. — Снова мокнуть.
Откуда-то сзади продолжавший усиливаться ветер донес клокочущий крик. Я несколько раз бывал на севере и мог бы сравнить его с криком гагары, но мы-то все знали точно. Лето продолжало иди по нашему следу.
— Мы вряд ли просохнем, если будем ждать здесь, — негромко заметил Майкл.
— В деревьях прячутся люди, — сообщил Саня, убирая меч в ножны и снимая с плеча «Калашников». — В тридцати ярдах от берега, и еще вон там. Хорошие позиции для пулеметчиков.
— Ладно, пошли, — буркнул я. — А то им сделается скучно и они решат поиграть в Нормандию.
— Господь да пребудет с нами, — тихо произнес Майкл.
— Аминь, — откликнулся я, доставая из-под ветровки свой обрез.
Майкл, как всегда, предусмотрел все заранее. Он захватил с собой с дюжину специальных химических грелок — ну, этаких пакетиков, которые охотники подкладывают в рукава своих курток. Оказавшись на берегу, он первым делом раздал их нам, и мы сунули их себе в носки. В противном случае я плохо представляю себе, как бы мы вообще добрались по снегу на вершину холма в промокших до колен штанах.
Розанна, разумеется, не испытывала с погодой никаких затруднений. Закутавшись в крылья как в плащ, она в своей демонической форме, казалось, невосприимчива к холоду, и ее копыта ступали по заснеженному, каменистому склону с ловкостью горной козы, а хвост с кисточкой на конце метался вправо-влево, помогая поддерживать равновесие. Следом за ней шел Саня, потом я, и замыкал наше шествие Майкл. Городок оказался, на поверку, скорее заводским поселком, выстроенным при консервном заводике — длинном, наполовину разрушенном здании в дальнем конце заснеженной улицы.
Уже поднимаясь по склону, мы вышли на тропу, которой явно пользовались на протяжении нескольких последних дней. Кто-то даже расчистил на ней снег до самого камня — включая ступени, которые вели нас на вершину. По мере того, как мы приближались к вершине, силуэт стоявшего на ней сооружения становился все яснее, а горевший там огонь — ярче.
— Маяк, — пробормотал я. — Или то, что от него осталось.
Когда-то башня имела в высоту футов пятьдесят, не меньше, но верхние два десятка футов обрушились, словно снесенные рукой великана. Вообще-то маяков по берегам и на островах Великих Озер достаточно много, и, как часто случается с подобными сооружениями, с ними связано множество странных историй. Ничего такого про этот конкретный маяк я не слышал, но глядя на шершавые камни, я почему-то подумал, что для рассказа о странных приключениях требуется одна малость: остаться в живых.
Все это зловещее место навевало мысли о том, что я ступаю не просто по заколдованной земле — что я ступаю по земле, заколдованной по высшему колдовскому разряду. По местам, так и не склонившим головы под натиском прогресса и цивилизации и питающими к их нынешним представителям не больше уважения, чем к их предкам. Остров казался почти живым, реагирующим на мое присутствие, хотя каким именно образом, я уловить не мог. В одном я не сомневался: относится он к этому моему присутствию откровенно враждебно.