Баттерс покачал головой.
— Вымойте руки — так, как это только что делал я. Как следует — это займет минуты две-три. Потом наденьте резиновые перчатки и идите сюда. Мне потребуется пара рук в помощь.
Я поперхнулся.
— Э-э… Баттерс, я не уверен, что я лучше…
— Ох, да ладно вам со своими чародейскими замашками, — раздраженно отмахнулся Баттерс. — У вас нет моральных прав отлынивать. Я не врач, вы не медбрат… Короче, мойте свои дурацкие руки и помогайте мне, пока мы его не потеряли.
Еще секунду я беспомощно таращился на Баттерса. Потом встал и пошел мыть свои дурацкие руки.
Если кто не знает, хирургия — занятие грязное. Ты все время испытываешь ощущение, будто подглядываешь за интимными тайнами другого человека. Это как если бы ты неожиданно застал кого-то из своих родителей нагишом. Только крови еще при этом много. Напоказ выставлено то, чему не полагается быть выставленным напоказ, и все это залито кровью. Это раздражает, отталкивает и выводит из себя одновременно.
— Ага, — произнес Баттерс столетие спустя. — Ладно, поехали. Под руки не лезьте, а?
— Артерию перебило? — спросил я.
— Да нет же, черт, — хмыкнул Баттерс. — Тот, кто его рубил, ее едва задел. Иначе он давно уже был бы мертв.
— Но вы это привели в порядок, да?
— Смотря что считать порядком, Гарри. Я тяп-ляп подштопал его немного, но рана останется закрыта ровно до того момента, как он начнет шевелиться. И чем скорее его осмотрит настоящий врач, тем лучше. — Он сосредоточенно нахмурился. — Дайте мне еще минуту зашить здесь.
— Да сколько угодно времени.
Некоторое время Баттерс работал молча — точнее, он не произнес ни слова до тех пор, пока не зашил рану и не перебинтовал ее настоящими стерильными бинтами. Потом он занялся ранениями попроще, перебинтовав одни и зашив пару тех, что выглядели противнее. Еще он намазал ожог каким-то антибиотиком и осторожно наложил на него слой марли.
— О'кей, — произнес наконец Баттерс. — Я насколько мог простерилизовал все, но не удивлюсь, если все-таки случится заражение. Если у него начнется жар или просто обильное потоотделение, у вас на выбор два места, куда его свезти: в больницу или в морг.
— Я понял, — тихо отозвался я.
— Нам надо уложить его в постель. Держать его в тепле.
— Хорошо.
Мы подняли Моргана на том же ковре, на котором он лежал, и перенесли на единственную имеющуюся у меня кровать — небольшую двуспальную, стоявшую в моей крошечной спальне. Уложив, мы накрыли его одеялами.
— По-хорошему, ему сейчас нужно внутривенное вливание, — сообщил Баттерс. — Физиологический раствор, но и переливание крови не помешало бы. И еще, ему нужны антибиотики, но я не имею права выписывать рецепты.
— Это я устрою, — заверил его я.
Баттерс поморщился. Несколько раз он открывал и закрывал рот, не произнося ни слова.
— Гарри, — сказал он наконец. — Вы же член Белого Совета, правда?
— Угу.
— И вы член Корпуса Стражей, да?
— Ну?
Баттерс тряхнул головой.
— Получается, ваши же ребята охотятся за этим парнем. Что-то мне не кажется, что они будут очень довольны вами, если обнаружат его здесь.
Я пожал плечами:
— Они всегда найдут себе повод для огорчения.
— Нет, я серьезно. Вам от этого ничего, кроме неприятностей. Так зачем вы ему помогаете?
С минуту я молчал, глядя на бледное, расслабленное лицо лежавшего без сознания Моргана.
— Потому, что Морган ни за что не нарушил бы Законов Магии, — тихо ответил я. — Даже если бы от этого зависела его жизнь.
— Как-то вы очень уж уверены.
— Уверен, — кивнул я. — Я помогаю ему потому, что знаю, каково это: спасаться от Стражей, готовых вцепиться тебе в задницу за то, чего ты не совершал. — Я встал и отвернулся отлежавшего на моей кровати раненого. — Я это, наверное, лучше любого другого знаю.
Баттерс покачал головой:
— Вы — редкая разновидность психа, приятель.
— Спасибо за комплимент.
Он начал протирать инструменты, которыми пользовался при своей импровизированной операции.
— Ладно. Как ваши головные боли?
Последние несколько месяцев меня и впрямь преследовали приступы мигрени, раз от разу все более мучительные.
— Ничего, — соврал я.
— Ну ладно, — хмыкнул Баттерс. — Право же, мне хотелось бы, чтобы вы еще раз попробовали МРТ.
Чародеи и техника неважно сосуществуют вместе, и магнитно-резонансные томографы не составляют исключения.
— Одно крещение в пене огнетушителя в год — вот мой лимит, — сказал я.
— Но это может происходить по какой-то серьезной причине, — возразил Баттерс. — Мало ли что могло случиться у вас с головой или шеей… рисковать с этим нельзя. Слишком важную роль для организма они играют.
— Боли уже полегче, — сделал еще одну попытку соврать я.
— Вздор, — отмахнулся Баттерс, не сводя с меня пристального взгляда. — У вас ведь и сейчас болит голова, правда?
Я перевел взгляд с Баттерса на безжизненное тело Моргана.
— Да, — сказал я. — Как раз сейчас, черт ее подери, болит.
Морган спал. Внешность его мало изменилась с тех пор, как я увидел его в первый раз: высокий, с мощной мускулатурой и вытянутым, костлявым лицом, какое всегда ассоциировалось у меня с религиозным аскетизмом… Ну, такие бывают еще у полусумасшедших творческих типов. В каштановых волосах мелькали кое-где седые искры. Обыкновенно аккуратная бородка на сей раз выглядела так, словно ею не занимались уже несколько недель. Еще его отличали обыкновенно стальные глаза и этакое утешительное обаяние бормашины.
Спящий, он казался… старым. Усталым. Лоб на переносице избороздили тревожные морщины, и такие же сбежались к уголкам рта. Руки — крупные, с раздолбанными подушечками пальцев — более другого выдавали его возраст. Я знал, что ему больше ста лет; для чародея это возраст вступления в зрелость. Обе руки украшали шрамы, этакое граффити, следы насилия. Безымянный палец с мизинцем на правой руке кривились как-то странно — судя по всему, он их ломал, и срастались они без гипса. Глаза его ввалились, кожа вокруг них заметно потемнела. Возможно, Моргана тоже мучили кошмары.
Бояться его, когда он спал, оказалось труднее.
Мыш, мой здоровенный серый пес, встал со своего излюбленного места в кухонной нише и подошел ко мне — двести фунтов молчаливых поддержки и сочувствия. Он печально покосился на Моргана и снова поднял взгляд на меня.