Может, мне это показалось, но он чуть расслабился. Во всяком случае, кивнул и снова закрыл глаза.
— Погодите засыпать, — сказал я. — Мне еще вам температуру смерить надо. А это не самая простая процедура.
— Клянусь бородой, да, — согласился Морган, открыв глаза. Я сходил в гостиную и вернулся с градусником — таким старомодным, с ртутным столбиком.
— Вы меня не сдали, — заметил Морган.
— Пока нет, — ответил я. — Я хочу прежде вас выслушать.
Морган кивнул и взял у меня градусник.
— Алерон Ла Фортье мертв.
Он замолчал и сунул градусник в рот — судя по всему, с целью убить меня, заставив сгорать от любопытства. Я справился, заставив себя проиграть в голове все возможные последствия этой новости.
Ла Фортье входил в Совет Старейшин — семерку самых старых, самых могущественных чародеев планеты, руководящий орган Белого Совета и Корпуса Стражей. Мне он запомнился сухощавым, лысым ханжой и говнюком. Не могу утверждать наверняка — я сидел в тот момент с головой, накрытой колпаком, — но сильно подозреваю, из всего Совета он первый голосовал за признание меня виновным и против отсрочки приговора с передачей меня на поруки. Из всех сторонников возглавлявшего Совет Мерлина, принципиально настроенного против меня, Ла Фортье был самым упертым.
В общем, тот еще прыщ.
А еще охрана у него была такая, какая не снилась подавляющему большинству чародеев мира. Все члены Совета Старейшин мало того, что сами по себе представляют собой серьезную угрозу, но и охраняют их Стражи как зеницу ока — круглосуточно, перекрывая все лазейки. Попытки покушений на них случались на протяжении нынешней войны с вампирами с завидной регулярностью, и Стражи здорово набили руку по части охраны членов Совета Старейшин.
Отсюда нетрудно сделать кое-какие выводы.
— Действовал кто-то изнутри, — тихо произнес я. — Как и тогда, в Архангельске, когда убили Семена.
Морган кивнул.
— И обвинили в этом вас?
Морган снова кивнул и осторожно вынул градусник изо рта. Посмотрел, протянул мне. Я глянул. Тридцать девять с мелочью.
Я встретился с ним взглядом.
— Это вы сделали?
— Нет.
Я хмыкнул. Я ему верил.
— Тогда почему с вами так?
— Потому, что меня нашли стоящим над телом Ла Фортье с орудием убийства в руках, — ответил он. — А еще обнаружился только что открытый счет на мое имя, на котором лежало несколько миллионов долларов. И записи телефонных разговоров, подтверждающих, что я регулярно вступал в контакт с известным мне агентом Красной Коллегии.
Я выразительно изогнул бровь.
— Надо же. И как это они только пришли к такому выводу?
Губы Моргана скривились в кислой улыбке.
— А ваша версия? — спросил я.
— Два дня назад я лег спать. А проснулся в кабинете Ла Фортье в Эдинбурге — с шишкой на затылке и окровавленным кинжалом в руке. Симмонс с Торсеном ворвались примерно пятнадцать секунд спустя.
— Вас подставили.
— Продуманно.
Я задумчиво присвистнул.
— У вас свидетели есть? Алиби? Доказательства невиновности?
— Были бы, — покачал головой он, — мне не пришлось бы скрываться от суда. Как только я понял, что кто-то не пожалел усилий для того, чтобы взвалить на меня всю ответственность за убийство, у меня не осталось другого выхода, как… — Он закашлялся, недоговорив.
— Как отыскать настоящего убийцу, — докончил я за него фразу. Потом снова сунул ему питье, и он, несколько раз потянув из трубочки, расслабленно опустил голову на подушку.
Прошло несколько минут, и Морган снова поднял на меня усталый взгляд.
— Так вы собираетесь меня сдать?
Я помолчал немного и вздохнул:
— Так было бы гораздо проще.
— Да, — согласился Морган.
— Вы уверены, что вас засудят?
Взгляд его сделался еще более отстраненным, и он кивнул.
— Я такое достаточно часто видел.
— То есть я мог бы просто ждать, сложа руки, пока вас повесят?
— Могли бы.
— Но если я так поступлю, мы не найдем предателя. И — поскольку вместо него казнят вас — ему ничто не помешает продолжать орудовать и дальше. Погибнет еще больше людей, а следующим, кого он подставит…
— …вполне возможно, станете вы, — договорил Морган.
— С моим-то везением? — хмыкнул я. — Никаких «вполне возможно».
На лице его снова проявилась на мгновение невеселая улыбка.
— Вас наверняка ищут с помощью заклятий, — сказал я. — Я так понимаю, вы приняли какие-то меры противодействия; в противном случае они бы уже ломились в дверь.
Он кивнул.
— Как долго они еще будут действовать?
— Сорок восемь часов. Максимум шестьдесят.
Я медленно кивнул, подсчитывая в уме.
— У вас жар. Я достану что-нибудь из лекарств. Будем надеяться, удастся обойтись без ухудшения вашего самочувствия.
Он снова кивнул, и глаза его обессиленно закрылись. Горючее иссякло. С минуту я смотрел на него, потом повернулся и принялся собираться.
— Присмотри за ним, мальчик, — сказал я Мышу.
Пес послушно опустился на пол у кровати.
Сорок восемь часов. У меня оставалось примерно двое суток на то, чтобы найти и изобличить орудовавшего в Белом Совете предателя — чего не удалось никому на протяжении нескольких последних лет. После этого Моргана обнаружат, осудят и казнят, а вместе с ним и его сообщника, вашего доброго знакомого по имени Гарри Дрезден.
Нет стимула лучше крайнего срока.
Особенно если он действительно крайний.
Я уселся в свой побитый временем и боевой службой «фольксваген», мой могучий Голубой Жучок, и отправился затариваться медикаментами.
Собственно, проблема с поисками предателя в Белом Совете не отличалась сложностью: поскольку сделавшаяся достоянием противника информация имела весьма специфический характер, обладать ею мог только очень ограниченный круг членов Совета. Чертовски ограниченный круг — очерченный практически рамками Совета Старейшин, а следовательно, для меня почти недосягаемый.
Стоило бы кому угодно бросить любому из этих людей обвинение, и события начали бы разворачиваться стремительно и неотвратимо. В случае, если пальцем ткнули бы в невиновного, тот отреагировал бы в точности так же, как Морган. При том, насколько слепо правосудие Совета — особенно при наличии таких неприятных вещей, как обличающие улики, — у обвиняемого не осталось бы практически никакого выхода, кроме как сопротивляться.