Малинин всыпал в свою – то есть, мою, конечно, на самом деле, – кружку еще один пакетик растворимого кофе и залил его кипятком.
– Зря кофе по утрам не пьешь, – искоса глянул он на меня. – Бодрит.
– Кому как.
Язык ворочался с таким же трудом, как и мысли.
А что вы от меня хотите, господин полковник? Я спал меньше часа!
В Китае одной из самых ужасных считалась пытка бессонницей. А китайцы – они в этом деле толк понимают… В смысле, в пытках… И в чае еще, конечно… Ну и Конфуций еще… Лао-Цзы…
Мысли расплывались, как масляное пятно по поверхности лужи.
Я залпом выпил кружку остывшего чая.
В голове как будто немного прояснилось.
Но именно что только как будто.
И совсем ненадолго.
– Вячеслав Семенович, я что-то неважно себя чувствую…
– Понимаю, – полковник глядел не на меня, а на тарелку с бутербродами. Выбирая, за какой бы взяться. – Хочешь таблетку антипохмелина?
– Вы что, их все время с собой носите?
– Зачем? Попрошу парней, чтоб в аптеку сгоняли, – через мое плечо Малинин глянул в коридор. – А то они что-то совсем застоялись.
– Зачем вы их вообще притащили?
Конечно, следовало бы спросить, зачем он сам притащился? В такую-то рань? Но это было бы невежливо. Даже для крепко невыспавшегося детектива.
– Ну, как тебе сказать. – Малинин задумчиво постучал ложечкой по краю кружки. Звук получился глухой и пресный. Как растворимый кофе. – Я, как бы, не был уверен в том, что визит к тебе пройдет гладко.
– В каком смысле? – искренне удивился я.
– Я не знал, кого здесь застану.
– Кого еще вы рассчитывали здесь застать, кроме спящего мертвым сном детектива?
Малинин прищурился и указал на меня ложечкой.
– Почему ты сказал «мертвый»?
С конца ложечки сорвалась черная капля и разбилась о стол.
– Это устоявшийся речевой оборот.
– Знаешь, что говорил о таких оборотах старик Фрейд?
– Нет.
– Я тоже точно не помню, – признался Малинин. – Что-то насчет того, что трезвый пьяного не разумеет… Так кажется… Нет! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Вот так!
– Вы имеете в виду оговорку по Фрейду?
– Может быть, – ушел от прямого ответа чекист.
Я взял чайник и долил себе в кружку чая.
– Мертвый сон – это значит, что я очень крепко спал.
– И все?
– А какой здесь может быть подтекст?
– Может быть, ты вчера видел покойника?
У меня пятки похолодели. Пол у меня на кухне выложен плиткой.
– В каком смысле?
– Ну, надо же, – усмехнулся полковник. – Смысл ему подавай… Двусмысленный ты наш… А что, если просто так? Без всякого смысла?
– Постойте, постойте, – я быстро затряс головой, пытаясь разогнать серый туман, обволакивающий мозг, как смог Москву. – О чем мы вообще говорим?
– Вообще-то мы просто завтракаем, – полковник отсалютовал мне кружкой «Мертвоград». – Ты ведь сам меня пригласил. Не помнишь?
– Ну, да, верно, – кивнул я. – Но сначала вы вломились в мой дом.
– Не вломился, а вошел, – уточнил Малинин. – Если бы я вломился, то двери бы на месте не было.
– Хорошо, пусть будет так. – Я благоразумно решил не спорить. Смысла в этом не было никакого. А убедить чекиста в обратном, то есть в том, что его появление в моей квартире есть не что иное, как незаконное вторжение, я бы все равно не смог. – Тогда объясните мне, какова цель вашего визита?.. Ведь было же что-то еще, помимо желания выпить кружку растворимого кофе в обществе невыспавшегося детектива?
– Конечно, – согласился Малинин. – Мне было жутко интересно, как детектив провел вчерашний вечер.
– Это официальный допрос?
– Всего лишь дружеское чаепитие. Для допроса, Каштаков, я бы тебя на Лубянку вызвал.
Уже хорошо.
– Вчера мы с детективом Гамигином были в «Оскаре Уайльде».
– По какому поводу гуляли?
– Вы же знаете.
– Ничего я не знаю.
– Мы закрыли дело Хуупов.
– Вдвоем бражничали?
– Да. Правда, в кафе уже встретили знакомого, Антошу. Ну и подсели к нему.
– Что за Антоша?
– Старый хакер.
– А имя у него есть?
– Антоша.
– Полное имя.
– Наверное, есть. Но я его не знаю.
– Не тренди, Каштаков.
– Честно, не знаю. Никогда не интересовался. А зачем он вам?
Малинин будто и не услышал мой вопрос. Глотнул кофе.
– А как же ваша демоница? Ее почему с вами не было?
– Сказала, что устала. Пошла домой.
– Так вы весь вечер провели в «Оскаре Уайльде»?
– Ну, да.
– Во сколько вы туда заявились?
– В десятом часу.
– А днем где были?
– В офисе.
– Целый день?
– Накопилась куча бумажной работы.
– И как долго вы проторчали в «Оскаре»?
Изображая задумчивость, я закатил глаза к потолку.
Очень хорошо, что я подтвердил версию Малинина о том, что голова у меня болит с похмелья. Теперь, если что, я и на провалы памяти ссылаться могу.
– Кажется, часов до трех. Или до половины четвертого. А что, Вячеслав Степанович, мне требуется алиби?
Малинин снова проигнорировал мой вопрос.
– А потом?
– Потом пошли домой.
Я недоумевающе пожал плечами – мол, что еще мы могли делать в четыре часа ночи?
– Именно пошли? – подозрительно прищурился чекист.
– Ну, да. Туда мы приехали на метро. Но в четыре часа утра метро уже не ходит.
– Можно было вызвать такси.
– Мы решили прогуляться. Здесь ведь недалеко.
– Ночью шел дождь.
– Нам с Ансом нравится дождь. Вот если бы с нами была Лоя, тогда бы непременно пришлось брать такси.
Я вошел в роль – врал напропалую и, как мне казалось, весьма убедительно.
Полковник недовольно засопел. Глотнул кофе и взялся за бутерброд с семгой.
– И тебе, как я понимаю, ничего не известно о том, что случилось этой ночью?
– Ночью шел дождь.