Бог-Император Дюны | Страница: 109

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Куда бы она ни бросилась, везде она найдет одно и то же. Выхода не будет нигде.

Он почувствовал прилив жизни. Борись с тьмой, Сиона. Это единственное, что всегда делали Атрейдесы. Они сражались за жизнь. А теперь она тоже сражается за жизни Других людей. Он почувствовал мгновенное отупение, но затем жизненная сила взорвалась с новой силой. Сиона все глубже и глубже погружалась во мрак, гораздо глубже, чем кто-либо до нее. Он начал тихонько ее укачивать, словно в колыбели. Неизвестно, что сыграло свою роль — мягкое укачивание или тонкая нить горячей решимости, но к полудню содрогания прекратились и состояние Сионы стало больше походить на обычный сон. О видениях говорили только единичные глубокие вздохи и вскрики. Перекатываясь с боку на бок, Лето продолжал бережно нянчить Сиону.

Сможет ли она вернуться в мир после посещения таких глубин? Реакция Сионы обнадеживала. Какая сила таится в этой девушке!

Она проснулась поздним вечером, на нее снизошло спокойствие, ритм дыхания изменился. Глаза внезапно открылись. Она посмотрела на Лето, выкатилась из гамака. повернулась к нему спиной и простояла так около часа, о чем-то напряженно раздумывая.

Монео в свое время поступил точно так же. В этих Атрейдесах появилась новая черта. Некоторые старшие Атрейдесы шумно обрушивались на него. Другие пробовали убежать, спотыкаясь и нервно оглядываясь, заставляя его гнаться за ними, некоторые падали на камни и начинали дико извиваться. Некоторые безмолвно садились на корточки и тупо смотрели в землю. Но никогда никто не поворачивался к нему спиной. Лето рассматривал это как обнадеживающий знак.

— Ты — начало, имеющее понятие о том, как широко распространилась моя семья, — сказал он.

Она обернулась, губы плотно сжаты, но глаза опущены — она не посмела встретиться с ним взглядом. Он видел, что она приняла это, хотя это понимание могли разделить с ним очень немногие, — понимание того, что его единичная множественность была способна вместить в себя, как семью, все человечество.

— Ты мог бы спасти в лесу моих друзей, — обвиняющим тоном произнесла она.

— Да, но ты тоже могла бы спасти их.

Она сжала кулаки и, прижав их к вискам, посмотрела на него горящим взглядом.

— Но ты же знаешь все!

— Сиона!

— Неужели я должна была познать это именно так? — прошептала она.

Он молчал, предоставив ей самой ответить на этот вопрос. Ее надо было заставить понять, что его первичное сознание работало по-фрименски и что он, как хищник, будет преследовать любую добычу, которая оставляет следы.

— Золотой Путь, — прошептала она. — Я могу почувствовать его, — потом она с гневом взглянула на Лето. — Он так жесток, твой Золотой Путь!

— Выживание всегда жестоко.

— Они не могли нигде спрятаться, — продолжала шептать она. — Что ты со мной сделал?

— Ты пыталась стать фрименской мятежницей, — ответил он. — Фримены обладали почти фантастической, невероятной способностью читать самые незаметные следы в Пустыне. Они могли отыскать в песках следы малейшего ветерка.

Он увидел на ее лице следы угрызений совести, в ее памяти всплыли образы погибших товарищей. Он заговорил, понимая, что вслед за угрызениями совести придет чувство вины, а потом гнев, который обратится на него.

— Ты бы поверила мне, если бы я просто все это тебе рассказал?

Угрызения совести подавляли ее. Она тяжело дышала, широко открыв под маской рот.

— Ты еще не выжила в Пустыне, — вдруг сказал он. Постепенно ее дрожь улеглась. Фрименские инстинкты начали проявлять свое закаливающее действие.

— Я выживу, — сказала она, глядя прямо в его глаза. — Ты читаешь нас по нашим эмоциям, так?

— Эмоции зажигают мысли, — сказал Лето. — Я могу уловить малейшие изменения поведения и указать их эмоциональную причину.

Он видел, что она принимает свою наготу так же, как ее принял когда-то Монео, — со страхом и ненавистью. Но это не имело практически никакого значения. Он давно прозондировал время впереди их. Да, она выживет в его Пустыне, потому что ее следы были видны рядом с его… но он не чувствовал ее плоти в этих следах. Но непосредственно за ее следами он вдруг увидел отверстое пространство, в котором было запечатано так многое. Смертный крик Антеак прозвучал в его сознании… крики атакующих Говорящих Рыб!

Придет Малки, подумал он. Мы снова встретимся, Малки и я.

Лето открыл свои человеческие глаза и увидел, что Сиона пристально смотрит на него.

— Я все еще ненавижу тебя, — выпалила она.

— Ты ненавидишь вынужденную жестокость хищника.

Она заговорила с ядовитым воодушевлением.

— Но я видела еще кое-что. Ты не можешь читать мои следы?

— Вот почему ты должна участвовать в селекции и дать потомство, чтобы сохранить это качество у потомков.

Он не успел договорить, как пошел дождь. Невесть откуда взявшаяся туча, темнота и ливень — все наступило одновременно и внезапно. Несмотря на то что Лето обычно очень хорошо чувствовал изменения погоды, на этот раз стихия застала его врасплох. Он знал, что в Сарьире иногда идут дожди, дождь быстро кончался, вода испарялась и снова становилось сухо. Как только выглядывало солнце, вода из луж мгновенно испарялась. В большинстве случаев вола вообще не успевала упасть на землю. Это были призрачные дожди, вода испарялась, сталкиваясь с перегретыми нижними слоями воздуха. Но этот дождь намочил Лето.

Сиона откинула с лица маску и, подставив лицо дождю. жадно глотала воду, не замечая, какое действие оказывала вода на Лето.

Как только дождь намочил кожу из песчаных форелей, все тело Лето свернулось в огромный клубок невыразимых страданий. Раздельные движения форелей и Червя привели к ощущению, что все тело разрывается на части, что придавало новое значение слову «боль». Песчаные форели стремились ринуться к воде и окружить ее. Червь чувствовал, как вместе с водой на него проливается сама смерть. Струйки синего дыма поднимались в тех местах, где Лето соприкасался с водой. Внутренний биохимический завод начал производить Пряность. Синий дым поднимался от всего его тела, лежавшего в огромной луже. Лето извивался и стоная.

Туча прошла, и только теперь Сиона заметила, что Лето чем-то обеспокоен.

— Что с тобой? — спросила она.

Он был не способен ответить. Дождь кончился, но вола оставалась на камнях, она текла отовсюду и подтекала пол него. Бежать было некуда.

Сиона увидела синий дым в тех местах, где вода касалась Лето.

— Это же вода!

Справа было возвышение, на котором не было воды. Преодолевая боль, он пополз туда, испуская стон при погружении в очередную лужу. Возвышение почти высохло, когда он достиг его. Мучения медленно отпускали его, и только теперь он понял, что Сиона стоит прямо перед ним. Она спросила его голосом, полным притворного участия: