— За это время они разведали дорогу почти до моста, — ответил Монео.
— Они что-нибудь нашли?
— То же самое, что и я — новый Музей фримена.
— Они подали новую петицию?
— Не гневайтесь, мой господин.
Лето снова внимательно посмотрел вперед. Необходимость пребывать на открытом воздухе, эти длительные ритуальные путешествия, предпринимаемые только затем, чтобы вселить высокий моральный дух в Говорящих Рыб, — все это очень беспокоило Лето. Да тут еще эта злосчастная петиция!
Твердым шагом к Монео подошел Айдахо и остановился возле тележки.
В движениях Дункана было что-то угрожающее. Не может быть, чтобы так скоро, подумал Лето.
— Почему мы остановились, мой господин? — спросил Айдахо.
— Я часто останавливаюсь здесь, — ответил Лето.
Это была истинная правда. Он обернулся и посмотрел на высокий мост. Дорога, извиваясь, шла над каньоном, затем ныряла в Запретный Лес и дальше выходила в поля над рекой. Лето часто останавливался здесь, чтобы полюбоваться восходом солнца. Сегодня в этом зрелище было что-то особенное… вид восходящего светила пробуждал в Лето давнюю память.
Поля Императорской плантации простирались за Лес, в лучи утреннего солнца играли золотыми бликами на спелых колосьях. Зерно напомнило Лето о песках, о двигавшихся дюнах, которые когда-то покрывали эту землю.
И скоро покроют опять.
Впрочем, зерно не очень походило на кремнистый янтарный песок, который он так хорошо помнил. Лето оглянулся на скалу, замыкавшую въезд в Сарьир, — эта скала много лет назад была его убежищем. Но цвет скалы разительно изменился с тех давних пор. Как бы го ни было, глядя на Город Празднеств, Лето испытывал боль, чувствуя, что его сердце превратились во что-то чуждое роду человеческому.
Чем отличается это утро, что я чувствую такую тоску по утраченной человечности? — с удивлением подумал Лето.
Из всего императорского кортежа только он один, глядя на буйную растительность, думал о бахр бела ма, океане без воды.
— Дункан, — обратился Лето к Айдахо. — Посмотри туда, в сторону города. Когда-то там был Танзеруфт.
— Страна Ужаса? — в глазах Айдахо мелькнуло изумление, когда он взглянул в сторону Онна и снова посмотрел на Лето.
— Бахр бела ма, — сказал Лето. — В течение последних трех тысяч лет он покрыт океаном растительности. Из всех ныне живущих на Арракисе только мы с тобой видели настоящую Пустыню.
Айдахо снова посмотрел в сторону Онна.
— Где же Защитный Вал? — спросил он.
— Там, где пропасть Муад'Диба, там, где мы построили Город.
— Вот эта линия небольших холмов и есть Защитный Вал? Что же с ним случилось?
— Сейчас ты стоишь прямо на нем.
Айдахо воззрился на Лето, потом посмотрел себе под ноги и, наконец, огляделся по сторонам.
— Мы двинемся дальше, мой господин? — почтительно спросил Монео.
У Монео в груди вместо сердца тикают часы — он настоящее воплощение службы, подумал Лето. Ему предстояло провести важные переговоры, встретиться с множеством посетителей и сделать еще массу важных дел. Время подгоняло его. И ему не нравилось, когда его Бог-Император начинал толковать с Дунканами, вспоминая фрименское прошлое.
Лето вдруг осознал, что на этот раз задержался в пути дольше обычного. Придворные и гвардейцы давно замерзли на свежем утреннем холодке, тем более что придворные надели одежду, предназначенную для праздника, а не для зашиты от погоды.
Хотя, кто знает, подумал Лето, вероятно, для них празднество — это своеобразная форма защиты.
— Там были дюны, — произнес между тем Айдахо.
— Да, протянувшиеся на тысячи километров, — согласился Лето.
Мысли Монео пришли в смятение. Бог-Император отличался склонностью к рефлексии, но мажордом никогда не видел своего господина таким грустным. Вероятно, он грустит из-за смерти предыдущего Дункана. Кроме того, иногда Лето в таком состоянии высказывал вслух свои тайные мысли. Никогда нельзя спрашивать о причинах плохого настроения владыки, но им можно и нужно воспользоваться.
Надо предупредить Сиону, подумал Монео. Если бы только юная глупышка могла меня послушать!
Мятежный дух в Сионе был очень силен, не то, что в Монео. Лето обуздал его, приучил к Золотому Пути и беспорочной службе, но методы, которыми пользовался Лето для его воспитания, не годятся для Сионы. За время службы Монео узнал о таких способах воспитания, о которых он раньше не мог и подозревать.
— Я совершенно не узнаю местность, — признался Дункан.
— Прямо там, — продолжал Лето, — где кончается Лес, начинается дорога к Расщепленной Скале.
Монео перестал прислушиваться к их голосам. Очарование и колдовство Бога-Императора — вот что заставило меня так беззаветно ему служить. Лето никогда не перестает удивлять и поражать. Он непредсказуем. Монео посмотрел на профиль Императора. Во что он превратился?
В начале своей карьеры Монео изучал секретные журналы Цитадели, читал историю трансформации Лето. Но симбиоз с песчаной форелью оставался тайной за семью печатями, и даже рассказы самого Лето не могли рассеять этого непонимания. Если верить записям, то кожа из песчаных форелей сделала тело Лето неуязвимым по отношению к времени и физическому воздействию. Ребристый корпус мог противостоять даже зарядам лазерного ружья.
Сначала песчаная форель, потом червь — это часть великого цикла, в конце которого образуется Пряность. Этот цикл помещается в теле Императора, отмечает его время.
— Давайте двигаться, — произнес наконец Лето.
Монео мучила мысль о том, что он что-то пропустил. Он вышел из задумчивости и посмотрел в улыбающееся лицо Айдахо.
— Это называется витать в облаках, — смеясь, произнес Лето.
— Простите меня, господин, — сказал Монео. — Я…
— Ты витал в облаках, — повторил Лето, — но в этом нет ничего страшного.
Лето поудобнее разместился в тележке, закрыл защитный пузырь, оставив снаружи только голову и двинул свой экипаж. Повозка начала медленно взбираться на подъем.
Айдахо поравнялся с Монео.
— Под тележкой есть воздушная подушка, но он пользуется колесами, — сказал Айдахо. — Почему он это делает?
— Господу Лето нравится использовать колеса вместо антигравитации.
— Но почему? И как он управляет этим экипажем?
— Вы его не спрашивали?
— У меня не было такой возможности.
— Императорскую повозку изготовили на Иксе.
— Что вы хотите этим сказать?