Но Комбат был готов, и эту атаку он знал.
Рублев сделал шаг в сторону, и левая нога противника просвистела в воздухе, даже не задев Комбата.
«А ты малый прыткий! Ногами дерешься лучше меня, но зато, скорее всего, удар у меня потяжелее твоего будет», – молниеносно подумал Борис Рублев, занося правую руку для удара.
Японец среагировал на это движение, поставил блок по всем правилам рукопашного боя. Он не знал, что Комбат не будет бить его правой, что с левой удар у Комбата резче, хотя, может быть, чуть-чуть слабее и не так точен. Левая рука рассекла воздух. Все произошло так быстро, что наблюдавшие даже не успели среагировать. Удар пришелся в плечо, и левая рука японца повисла, как плеть, хотя сам он остался стоять на месте.
Но рано Борис Рублев радовался. Японец сделал поворот на месте и сбил Комбата с ног, хотя и сам при этом упал. Соперники вскочили на ноги одновременно и замерли.
Теперь каждый из них понимал – исход схватки еще далеко не решен. Японец сделал движение левой рукой, она уже начала действовать.
Еще раз ею дернул, но Борис Рублев понимал, это делается не для удара, а для того, чтобы привести руку в боевое состояние, а по выражению лица, по какой-то неприятной злой улыбке Рублев понял, сейчас японец будет бить во всю силу и надо держать ухо востро, надо быть готовым к любым неприятностям.
И долго ждать атаки не пришлось. Японец провел серию ударов руками, и Комбат едва успел отбить половину из них. Удары были быстрые, но не очень сильные, хотя для кого-нибудь послабее этого хватило бы с лихвой, чтобы оказаться на операционном столе с поломанными ребрами.
"Мать твою, – подумал он, – это до каких же пор ты будешь метелить меня, щенок узкоглазый? "
Хотя, в общем, у Рублева кроме злости уже появились даже уважение и почтение к своему сопернику. Такой человек вполне мог бы служить в его роте. Проворен, ловок и хитер, туго знает свое дело.
«Ну что ж, сейчас ты выдохнешься. И тогда я тебе покажу один свой удар, которому меня научил инструктор, царство ему небесное, лет пятнадцать назад, когда еще не известна была в России вся твоя восточная галиматья».
Это был верный удар и наносить его следовало по затылку, чтобы сразу вырубить соперника.
Комбат отступал, уворачиваясь от резких ударов, якобы демонстрируя свою слабость. На лицах зрителей появилось какое-то остервенение, все уже ждали, когда же Рублев рухнет под градом ударов. А тот отходил и отходил, топча траву.
И наконец момент пришел. Японец ошибся, ошибся чуть-чуть, но ему нельзя было допускать и такой ошибки, на первый взгляд, абсолютно незначительной, незамеченной абсолютно никем из зрителей, хоть и они были профессионалами, если, конечно, не считать чиновника из Совета безопасности. Тот был абсолютным профаном. Может, в галстуках и костюмах разбирался, может, хорошо составлял донесения и отчеты, но в рукопашном бою он разумел столько, сколько свинья в строительстве космических кораблей.
Японец разворачивался, готовясь ударить Комбата в открытый живот. А Рублев нанес ему короткий-короткий удар. Зрители даже не поняли что произошло. Голова японца дернулась, он, как подкошенный, рухнул на траву, потеряв сознание.
Комбат наклонился над соперником, на всякий случай приложил пальцы к артерии на шее, затем посмотрел на свою правую руку, которой ударил соперника. Рука болела, словно удар пришелся не по телу, а по бетонной глыбе.
– Кажется, жив, – буркнул Рублев.
"Минут через пять отойдет. А вот если бы я ударил его со всей силы, его пришлось бы везти на кладбище и хоронить по их японским обычаям, – Комбат этого не сказал, а подумал. И еще подумал:
– Интересно, а японцы в гробах хоронят или как мусульмане? Кстати, надо будет у них спросить. Или у этого, когда оклемается, по-русски-то он говорит неплохо".
Рублев подошел к столу, взял сигарету, закурил. А два японца стояли на коленях над своим поверженным товарищем.
Зато бойцы спецназа смотрели теперь на своего нового инструктора другими глазами. В них были уважение и покорность, готовность повиноваться. Ведь никому из них не хотелось получить подобный урок и потом без чувств валяться на траве.
Комбат выпустил струйку дыма и сказал:
– А что это вы все притихли, как на похоронах?
Чиновник из Совета безопасности смотрел на Рублева с ужасом и восхищением.
– Зачем, майор? Надо было поддаться.
– Поддаться? – пробурчал Рублев.
– Ну, да, они же платят деньги.
– Вот ты и поддавайся. Мне это не с руки, мне за это не платят. Хотел он подраться, вот и подрались.
Рублев подошел, наклонился, поднял японцу левое веко.
– Сейчас очнется, – сказал он, несколько раз шлепнул японца по лицу.
Глаза у того открылись, но он явно не соображал, что с ним произошло. Смотрел в голубое небо, по которому плыли белые облака, похожие на пушечные разрывы, на силуэт своего недавнего соперника, и его губы что-то шептали на непонятном для Комбата языке.
– Вставай, вставай, – Рублев протянул руку и легко поднял своего соперника, поставив его на ноги. Затем обнял, похлопал по плечам. – Ты уж извини меня, приятель, сам напросился.
Японец заговорил быстро-быстро и только потом понял, что никто его слов не понимает. А он говорил, что подобного соперника у него никогда не было.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Борис Рублев, – пошли лучше по стаканчику пропустим.
Не водки, конечно, а сочку попьем или чаю.
– Сакэ? – воскликнул японец, не до конца поняв Комбата. – Я не пью алкоголя.
– Да не водку, япона твою мать, соку попьешь, легче станет. А лучше чайку круто заваренного, чтобы мозги прояснились.
– Чай, чай, да, да, – закивал японец, прикладывая руку к ушибленному затылку. Он явно пытался восстановить в памяти ход поединка, пытался выяснить, как удалось этому неповоротливому с виду мужчине нанести ему такой быстрый удар, а самое главное, точный и неожиданный. О существовании подобного удара он даже не знал и никогда не сталкивался с такой техникой боя.
«Надо будет расспросить, надо будет взять на вооружение этот прием. Как это русский смог провернуть такой трюк с ним, с одним из лучших в своем деле мастером?»
Все были настолько возбуждены происшедшим, что даже не заметили, как подъехал полковник Брагин. Он возник словно из-под земли и только когда Комбат обернулся, то увидел командирский «уазик» с распахнутой дверкой, как всегда останавливающийся не на асфальте, а на траве. Самое странное, начальник полигона оказался в курсе всего происшедшего, кто-то уже доложил ему по рации, у «Небось, и вызвали сюда», – подумал Рублев.
Брагин крепко пожал руку Борису Ивановичу и похвалил его:
– Сразу понял, мужик ты что надо!