– Может, я чего-то не понимаю, а может быть, понимаю слишком много, – недовольно сказал он. – В какой именно области им хотелось бы совершенствовать свое мастерство?
– В проведении спецопераций, – расплывчато объяснил чиновник.
– Террористических актов, что ли? – в лоб задал вопрос Комбат.
– Нет, именно спецоперации. Эти люди представляют организацию спасателей. А спасать, как вы понимаете, приходится не только при землетрясениях, но и при ликвидации последствий террористического акта. Они хотели, как бы это лучше выразиться, знать технологию терроризма, чтобы предвидеть возможные последствия.
– Я понял, – оборвал его Комбат.
– Денежное содержание, командировочные – это все само собой. Плюс премия. Но самое главное, японцы рассчитаются с вами и напрямую – деньги немалые.
По глазам чиновника Рублев понял, часть денег, о которых шла речь, тот уже получил и готов, если ему предложат, торговать чем угодно – то ли государственными секретами, то ли химическим оружием, то ли родной сестрой.
– Ты в самом деле такой мудак или ты головой в детстве ударился? – спросил Рублев, при этом на его лице не дернулся ни один мускул.
– Что? – чиновник не ожидал такого.
– Пошел ты на… – Рублев не договорил, махнул рукой и вернулся к столу.
Теперь его уже не интересовало то, что происходит на полигоне. Отчужденно смотрел он на ребят в камуфляже, на заинтересованно расспрашивающих их японцев.
Чиновник из Совета безопасности часто дышал. Редко приходилось слышать ему такие слова в свой адрес. Послать на .., обозвать мудаком хоть и без свидетелей!? И без того тонкие губы, побелев, стали совсем не заметными на кабинетно-белом лице. Он дрожащими руками вытащил из кармана пиджака трубку сотового телефона и набрал номер.
«Небось, Леониду Васильевичу придется теперь не сладко, – подумал Комбат, – хотя, он меня поймет. Сам бы, наверное, поступил точно так же».
Рублев больше не оборачиваясь, зашагал к серой, уже успевшей подсохнуть на весеннем ветру ленте асфальта. Он шел по ней, широко ступая, насвистывая маршевую мелодию. Ему ни о чем не хотелось думать. Наступают иногда времена, когда стоит прислушиваться к чувствам, а не к разуму.
Рублев понимал, поступил он правильно. Никогда не делай того, к чему не лежит сердце, потом жалеть будешь. Если бы он знал подноготную, скрывавшуюся за визитом японской делегации, возможно, и остался бы, но не для того, чтобы помочь.
Пока, как он думал, здесь были задействованы только деньги. Японцы собирались по дешевке скупить второсортных держателей тайн.
«Нет уж, ребята, помогать в этом я вам не буду! Раз, два, раз, два, – принялся отсчитывать Борис Иванович, понимая, что еще немного и он начнет сомневаться в правильности своего поступка. – Пошел на .., пошел на…, – изменил он систему отсчета и ему сделалось веселее. – Никогда нельзя вернуться в прошлое, и ты не забывай об этом, Борис Иванович, – сказал сам себе Рублев, имея в виду свою службу на полигоне. – Один раз ушел из армии, больше не возвращайся, нет больше той армии, в которой ты служил, да и была ли она раньше?»
Небо над его головой стало нереально голубым, яркого, насыщенного цвета, какой бывает только на фирменных фотографиях, сделанных хорошей оптикой. Полоса туч ушла к западу, а новых из-за холмов пока не предвиделось.
Уже белел впереди кубик контрольно-пропускного пункта, когда сзади послышалось гудение мотора. Рублев догадывался – конечно же полковник Брагин. Но не обернулся, все так же прямо шагал, подминая последние сотни метров полигона, на котором тренировался, как оказалось, не только спецназ, но и подозрительные японцы.
Послышался шелест тормозов, двигатель заработал на малых оборотах. Спиной Комбат ощущал тепло, исходящее от радиатора машины, которая двигалась за ним в двух метрах, но не оборачивался.
– Раз, два, раз, два, пошел на.., пошел на… – приговаривал он, беззвучно шевеля губами.
Командирский «уазик» посигналил. Рублев не остановился.
– Эй, – высунулся из приоткрытой дверцы полковник Брагин.
– Раз, два, раз, два, – как заклинание повторял Комбат.
Машина вильнула и поехала рядом с Рублевым. А тот даже глаз не скосил на автомобиль начальника полигона.
– Майор, послушай, что за херня такая? Что ты сказал тому мудаку из Совета безопасности?
– То же самое, что сказал сейчас ты, полковник – назвал его мудаком.
Брагин рассмеялся:
– Если бы не скандал, который меня ждет, назвал бы тебя молодцом, майор.
– Почему?
– Потому что мне самому давно хотелось это сделать.
– Так чего молчал?
– Погоны на плечи давят? Куда ты так разогнался?
– Все, кончилась моя служба.
Брагин сидел на краю сиденья, уперев каблуки высоких шнурованных ботинок в порожек приоткрытой дверки. Шофер вел машину, поглядывая в зеркальце заднего вида на Комбата.
– Раз правильно сделал, то и жалеть не о чем.
Оставайся, скандал я улажу.
– Нет, – мотнул Рублев головой и чуть ускорил шаг.
Отставшая на секунду машина догнала его.
– Потом жалеть будешь, Бахрушина подставляешь, об этом подумай.
– Каждый за себя в ответе и только за себя… – Рублев замолчал.
– Вижу, майор, тебе и меня мудаком назвать хочется.
– Может быть, – буркнул Комбат.
– Так вот, оставайся и когда захочешь, тогда и называй. Я не в обиде.
– Не получится, – Борис Иванович остановился возле своего синего «форда» и открыл дверцу.
Шофер Брагина поставил командирский «уазик» так, чтобы перекрыть выезд «форду».
– Не выпендривайся, еще есть возможность вернуться, майор.
– Только один раз в жизни я менял принятое решение.
– Это когда же?
– Когда согласился пойти инструктором на ваш полигон.
– И что думаешь теперь?
– Думаю, надо исправить ошибку, – Рублев сел за руль и завел двигатель.
«Форд» сорвался с места и двигаясь задним ходом, с разгону влетел на бордюр, прокатился по зеленой траве, выбрасывая из-под покрышек куски дерна, и, описав дугу, бешено сигналя, помчался прямо на закрытые ворота.
Офицер, дежуривший на КПП, замер у щитка, положив большой палец на черную кнопку, управлявшую открытием ворот. Он не отрываясь, смотрел на Брагина, а левым глазом как мог косил на синий «форд», бешено несущийся по проезду.
«Открывать? Нет?»
«Открывай… На все мое согласие требуется».
Брагин сделал над собой усилие, прикрыл глаза и махнул рукой, мол, открывай, черт с ним, пусть уезжает. Ворота вздрогнули, загремела на металлических роликах толстая экскаваторная цепь. Ворота медленно поползли вправо.