— Если тебе уже известны все ответы, брат мой, тогда зачем ты спрашиваешь? — поинтересовался Маниакис. — На самом деле я почти уверен, что Регорий никогда не предпримет попытки захватить трон. За последний год он воочию убедился, как нелегка доля Автократора, и, судя по всему, пришел к выводу, что такая роль ему не по плечу.
— Все может быть, — мрачно проговорил Парсманий. — Но ни о чем нельзя заранее судить наверняка.
Поскольку совсем недавняя история Видессии доказывала правоту его слов — ну кто мог предположить, что какому-то малозначительному капитану Генесию удастся убийствами проложить себе путь к трону? — Маниакису не оставалось ничего другого, как согласно кивнуть. А Парсманий тем временем продолжил:
— Без сомнения, тебе следует подумать о том же и в отношении замужества Лиции. Кем бы ни оказался ее будущий муж, близость к трону вполне может вскружить ему голову. Тебе придется приглядывать и за ним.
— Так я и сделаю, — сухо ответил Маниакис. Промелькнувшие в голове Автократора мысли о будущем муже Лиции заставили его почувствовать себя неуютно. Но, осознав это, он почувствовал себя еще более неуютно и беззвучно вознес молитву, попросив Фоса о том, чтобы Нифона благополучно разрешилась от бремени здоровым мальчиком.
Парсманий не обратил внимания на нарочитую краткость ответа, он продолжал логически развивать цепь своих умозаключений:
— Если бы вас всех тогда не сослали на Калаврию, Лиция уже давно была бы замужем. Думаю, на острове наш дядя просто не смог подыскать ей подходящую партию.
— Так оно и было, — еще суше сказал Маниакис и положил конец неприятному разговору, решительно сменив тему:
— Думаю, завтра мы уже будем в Кайциконе. Я хочу, чтобы ты отобрал людей, на которых можно положиться, и расставил охрану вокруг тамошнего монетного двора. Нельзя допустить его разграбления. Не знаю, сколько золота там можно позаимствовать, но твердо знаю одно: сейчас мы не можем позволить себе никаких задержек в выплате жалованья воинам.
— Я прослежу за этим, — пообещал Парсманий. — Сегодня же вечером прикажу своим капитанам подобрать надежную отдельную роту для охраны.
Маниакис нахмурился. По его мнению, Парсманию самому уже давно пора было разобраться, какие роты из находящихся в его подчинении надежны, а какие не очень. До прибытия в Видесс его брат никогда не занимал высоких командных должностей. Если человек соответствует такой должности, он должен сам понимать, что от него требуется, а не просто получать и отдавать приказы. Маниакис надеялся, что Парсманий вскоре усвоит эту науку. Хотя времени в его распоряжении оставалось не так уж много.
* * *
По мере того как маленькая армия Маниакиса продвигалась на запад вдоль северного берега Аранда, окружающая местность становилась все более возвышенной; сперва подъем был почти незаметен, потом резко увеличился. Течение реки перестало быть плавным, ее русло сузилось и сильно петляло; ближе к плато начали все чаще попадаться бурные пороги.
Гарсавра стояла на самом краю центрального плато, у слияния Аранда и его северного притока Эризы. Если бы не многочисленные речные пороги, препятствовавшие торговле, Гарсавра давно стала бы большим городом. И все равно она была главным торговым центром в восточной части плато.
Крепостные укрепления города находились в прекрасном состоянии. Когда эпаптэс, пухлый, немного напыщенный коротышка по имени Руозас, покряхтывая, поднялся на ноги после того, как выполнил положенный проскинезис, Автократор похвалил его за отменную заботу о фортификационных сооружениях.
— Благодарю тебя, величайший, — ответил Руозас. — Я делаю все возможное, дабы наш город мог как можно дольше противостоять нападениям этих ужасных, не признающих власти великого Фоса макуранцев. — Можно было подумать, что он лично следил за укладкой каждого камня крепостной стены.
За год, проведенный на троне, Маниакис успел выслушать множество подобных самовосхвалений; теперь подобные заявления не производили на него особого впечатления.
— Должен ли я понимать так, что командир гарнизона полностью переложил на тебя все заботы об обороне города? — спросил он, искоса взглянув на командира Бизакия, седобородого, но еще крепкого человека, закаленного ветрами и непогодой, стоявшего неподалеку с полусонным видом.
Автократор не раз видел, как после подобных едких замечаний какой-нибудь чиновник оседал, словно проколотый бычий пузырь. Но с Руозаса его слова скатились как с гуся вода.
— Ну что ты, величайший, — ответил эпаптэс. — Досточтимый Бизакий принимал в реконструкции крепостных стен посильное участие. Но сейчас гарнизон насчитывает едва ли две сотни воинов, и его командир слишком занят созданием отряда городской самообороны, чтобы оказывать мне заметную помощь.
— Всего две сотни? И это в большом, стратегически важном городе во время нашествия захватчиков? — Маниакис повернулся к Бизакию:
— Безусловно, раньше у тебя было гораздо больше людей. Куда же они подевались?
— Обычное дело, величайший. — Немного гнусавый голос Бизакия выдавал в нем местного уроженца. — Некоторые убиты в многочисленных сражениях. Другие просто украдены, если мне будет позволено так выразиться. Всякий раз, когда по нашим землям прокатывался очередной мятеж, те, кто его поднял, отбирали у меня часть солдат. Наконец, совсем недавно я послал Цикасту подкрепление числом около трехсот человек. В тот момент генерал нуждался в этих воинах сильнее, чем я.
— Да, — согласился Маниакис. — Обычное дело. Ты очень хорошо поступил, начав подготовку отряда самообороны. Но, положа руку на сердце, сумеют ли эти люди в трудную минуту сражаться как подобает?
— В таких делах ничего нельзя сказать заранее, — проворчал Бизакий. — Может, да, а может, нет. Думаю, на городских стенах они будут выглядеть неплохо, но если макуранцы сумеют прорваться в город, вся эта самооборона сразу прикажет долго жить.
— Скорее всего, ты прав, — вздохнул Маниакис. — Когда дело доходит до рукопашной, дилетанты ничего не могут противопоставить профессиональным воинам. — Он вздохнул еще раз. — Значит, в твоем распоряжении осталось всего двести настоящих солдат? В таком случае мне не удастся взять с собой заметное количество твоих людей.
— Ты позволишь мне быть откровенным, величайший? — спросил Бизакий. Когда Автократор кивнул, командир гарнизона вгляделся в его лицо и пробормотал себе под нос:
— Ладно, в конце концов, он действительно прежде был военачальником. — Затем заговорил громче, обращаясь уже непосредственно к Маниакису:
— Чтобы у этого города оставались хоть какие-то шансы выдержать осаду, отсюда нельзя забирать ни единого солдата. А теперь, величайший, если меня подвел слишком длинный язык, у тебя появился прекрасный повод взять его вместе с моей головой.
— Мне кажется, твоя голова будет работать гораздо лучше, оставаясь на своем месте, досточтимый Бизакий, — ответил Маниакис. — Поэтому позволь мне пока оставить ее там, где она есть.