Руозас с Бизакием быстро обменялись взглядами. Подобные взгляды были хорошо знакомы Маниакису; он уже не раз подмечал их, беседуя с сановниками, прежде не знавшими его лично.
Да, это не Генесий, означал такой взгляд, одновременно радовавший и печаливший нового Автократора. Мерзавец Генесий умудрился сделать нормальное отношение императора к подданным поводом для комплиментов. Маниакис очень надеялся, что за это бывший тиран будет подвергнут вечным мучениям в ледяной преисподней Скотоса.
— Сожалею, величайший, — сказал Руозас, — но у нас почти нет денег для выплат в имперскую казну. Последние несколько лет торговля идет отвратительно. Правда, кое-какие товары пока еще движутся вниз по Аранду и Эризе, но встречный торговый поток, особенно на запад, практически иссяк. Прежде случались годы, когда мы отправляли на ярмарки в Аморионе караван за караваном. Но теперь… — Он развел руками.
— Торговцу нет никакого смысла везти что-либо в Аморион, зная, что при попытке двинуться оттуда дальше его, скорее всего, ограбят или убьют, — пояснил Бизакий.
— Что верно, то верно, — угрюмо согласился Маниакис. — Боюсь, теперь появился риск быть ограбленным или убитым даже в самом Аморионе. Каковы последние новости оттуда? Осаждают ли сейчас Аморион макуранцы и какими силами располагает Цикаст, чтобы отразить вражеский натиск?
— Их войска приближаются к Амориону с запада, но мы имеем недостаточно сведений оттуда. Приходится полагаться на донесения шпионов и слухи. И это в своей собственной стране! — Бизакий негодующе тряхнул головой. — Ужасно! Так или иначе, но у Цикаста сейчас несколько тысяч воинов; кроме того, он делал все возможное, чтобы подготовить горожан к самозащите. А защищаться они будут до последнего, я так считаю, ведь если они сдадутся, их не ждет ничего хорошего: макуранцы обычно отправляют своих пленников на рудники.
— Сумеет ли Цикаст удержать Аморион, если Абивард бросит в бой все имеющиеся у него силы? — спросил Маниакис.
Бизакий и Руозас снова переглянулись, будто спрашивая друг друга, насколько далеко они могут зайти в своей откровенности. Наконец Бизакий ответил вопросом на вопрос:
— Величайший, кто может устоять в наши дни, когда макуранцы бросают в бой все свои силы?
— Значит, надо научиться. — Маниакис раздраженно пнул ногой комок земли. — Проклятие, ведь во времена Ликиния мой отец и я не раз наносили макуранцам поражение в бою. А Ставракий отдал своим воинам на разграбление столицу Макурана, Машиз.
— Ах, величайший, — грустно сказал Руозас. — С тех пор в Аранде утекло немало воды…
Маниакис не стал уточнять, относились ли эти слова к подвигам Ставракия или к его собственным победам.
* * *
Гарсавра была городом со славной историей. Местный храм, как в большинстве провинциальных центров империи, повторял своими очертаниями Высокий храм Видесса. Правда, зачастую подобные подражания оказывались неудачными. Глядя на главное святилище Гарсавры, по крайней мере, можно было составить представление об оригинале.
Фасад местного храма выходил на мощенную булыжником рыночную площадь в центре города, почти такую же большую, как столичная площадь Ладоней. Руозас с горечью рассказывал, что в былые времена на этой площади яблоку было негде упасть, столько здесь собиралось торговцев, прибывавших с востока — из столицы, Опсикиона, даже из Калаврии, и с запада — из Амориона, Васпуракана и Машиза.
Теперь тут царило запустение. В одном углу площади стояло несколько жалких палаток, где гончары пытались торговать своими изделиями из местной тусклой, серо-желтой глины. В другом ткачи предлагали на продажу отрезы шерстяной ткани. За переносным столиком писец составлял какую-то бумагу для неграмотного заказчика. Остальная часть площади находилась в полном распоряжении голубей, выискивавших крошки, да тощих кошек, пытавшихся подкрасться к этим важно вышагивавшим птицам.
Когда Маниакис вышел из резиденции эпаптэса и направился в храм, чтобы вознести молитву, торговцы побросали свое занятие и устремились к нему с криками:
— Величайший! Пощади! Мы не в состоянии заплатить даже подушевой налог и налог на очаг, не говоря уже о налоге на прибыль! Видит Господь, у нас давным-давно нет никакой прибыли! Пощади, пощади!
Слишком многие торговцы во множестве мест империи пели ту же песню при встрече со своим Автократором.
— Я сделаю для вас что смогу, — устало ответил он и сам почувствовал, насколько неубедительно прозвучали его слова.
Что ему действительно следовало сделать, чтобы помочь не только торговцам, но также всем остальным подданным империи, так это выгнать макуранцев с видессийских земель раз и навсегда. Понять, что от него требуется, для Маниакиса не составляло никакого труда, но добиться нужного результата — совсем другое дело…
* * *
После двухдневного отдыха, пополнив запасы, он повел свою маленькую армию на Аморион. Когда они поднялись на плато, духота немного спала, хотя погода оставалась по-прежнему очень жаркой. Вблизи главного русла Аранда и по берегам его малых притоков росли злаки и фруктовые деревья, но вдали от воды иссушенная, пыльная земля исторгала из мелких трещинок лишь чахлую траву да низкорослый кустарник. То тут, то там бродили полуодичавшие коровы и овцы, пытавшиеся жевать жалкую поросль.
— Пожалуй, мы сможем прокормить своих людей, даже если у нас появятся трудности с подвозом провианта, — сказал как-то Парсманий, поглядывая на бродивших неподалеку от лагеря животных. — Вот такой же скот неплохо выручал моих воинов в Иверионе большую часть времени.
— Я бы предпочел заплатить за тех животных, которых нам придется забить, — ответил брату Маниакис. — Разумеется, то, чего мне хочется, и то, что я на самом деле могу себе позволить, — разные вещи. С тех пор как я натянул алые сапоги, пришлось усвоить такую простую истину.
— Подобную истину усваивает всякий, кто находится у власти, — согласился Парсманий. — И чем выше ранг, тем дороже обходится урок.
Маниакис внимательно прислушался к тому, как прозвучали слова брата. Ибо второе, чему научили его алые сапоги, — никому не доверять безоговорочно. Ему была крайне неприятна необходимость всякий раз оценивать степень недовольства Парсмания, но выбора у него просто не оставалось.
— Еще три-четыре дня, и мы будем в Аморионе, — сказал он. — Тогда вместо одной заботы, о подвозе провианта и снаряжения, у нас появится другая: решится ли Абивард на штурм города, зная, что внутри находятся свежие силы. — Он невесело рассмеялся:
— Вот еще один урок, преподносимый троном. Всегда приходится о чем-то беспокоиться. День, когда тебе покажется, что все обстоит прекрасно, почти наверняка окажется именно тем днем, когда против тебя созрел незамеченный тобой заговор.
— Думаю, ты прав, — ответил Парсманий. — Ладно. Пожалуй, пойду посмотрю, как там мои люди. А потом пора и на боковую.
— Очень разумное решение, брат мой. — Маниакису была по душе серьезность, с которой его брат теперь относился к командованию авангардом.