Ингегерд приоткрыла окошко в двери и осмотрела улицу.
— Всадников пока не видно. Зато есть тела, которых не было, когда вы постучали… Идем.
Она сняла запиравшую дверь перекладину и вышла.
Густой и удушливый дым уже пластался в воздухе. Сколько пожаров запалили хаморы? Как быстро распространяется огонь? Слишком много и слишком быстро — только эти ответы и пришли Ршаве на ум. Он немного постоял, ориентируясь, потом зашагал на юг.
— Ближайшие ворота там?
— Да, — кивнула Ингегерд. — Что еще нам остается?
— Ничего. — Ршава далеко не был уверен, что даже бегство им поможет. Но больше надеяться было не на что.
Пройдя совсем немного, он сунул за пояс меч, который ему дала Ингегерд, и пустил в ход лопату — не против хаморов, а против сугробов, преградивших дорогу. Снег полетел в сторону, горка за горкой. В другие времена это стало бы отличным физическим упражнением. Теперь это было лишь делом, которое надо закончить как можно быстрее.
Когда он прокопался сквозь сугроб, они с Ингегерд двинулись дальше. Некоторое время идти было легко: люди, прежде убегавшие от кочевников, более или менее расчистили дорогу. Но это означало, что и для хаморов она стала легче. Из дома вышел пеший бородатый варвар. Бросив прихваченный в доме серебряный подсвечник, он побежал к Ршаве, занося саблю для смертельного удара.
У прелата не осталось времени бросить лопату и выхватить меч Гимерия. Однажды необычное оружие смогло его выручить. Как знать: вдруг и теперь удастся?.. Но хамор уже подбежал вплотную; выглядел он ужасающе яростно… и стал яростно удивленным, когда в лицо ему врезался увесистый снежок. Кашляя и отплевываясь, он поднял руку в рукавице, чтобы очистить от снега глаза и нос.
Ршава тоже ударил его в лицо — железным лезвием лопаты. Кочевник взревел от боли. Из раздробленного носа и глубокой раны на щеке хлынула кровь, забрызгивая снег жуткими алыми пятнами. Ршава ударил его вновь, по голове сбоку. Хамор рухнул, выронив саблю из мертвых пальцев.
— Отлично проделано! — воскликнула Ингегерд за спиной прелата.
У Ршавы колотилось сердце.
— Я уже подумал, что мне конец, — признался он. — Да благословит тебя Фос за сообразительность… и крепкую руку.
— В этом не было ничего особенного, — ответила Ингегерд. — Халогаи хорошо знают, что такое снежки и как их бросать. Жаль только, что я не смогла в этот снежок камень закатать.
— Он и без камня сделал все, что требовалось, — заметил Ршава.
Ингегерд кивнула. Они торопливо пошли дальше.
На одной из улиц им пришлось вернуться: пожар добрался туда быстрее. Пламя и черный дым вырывались из домов, преграждая путь. Сквозь облака дыма Ршава заметил распростертые на снегу тела горожан. Прелат очертил на груди знак солнца, пожелав им безопасно перейти Мост Разделителя и обрести счастливую, радостную загробную жизнь.
Когда Ршава и Ингегерд снова повернули на юг, они подошли к храму, который грабили степняки. Возле него в лужах крови лежали тела трех священников в синих рясах. Ршава вновь очертил на груди солнечный круг.
— Они посмели! — прошептал он с гневом и потрясением, которые по здравом размышлении выглядели нелепыми: конечно же, варвары посмели. Но одно дело знать, а совсем другое — увидеть. — Они посмели ограбить дом владыки благого и премудрого!
— Для них это всего лишь хранилище золота и украшений, — заметила Ингегерд.
Она, конечно, была права. Ухмыляющийся хамор тащил из храма икону Фоса, прихваченную не из-за красоты, а ради позолоты. Наверное, он подумал, что икона сплошь золотая, хотя по весу мог бы и догадаться, что это не так. Другие кочевники выносили вещи побогаче.
— Быстрее, — прошипела Ингегерд. — Мимо них, пока добыча для них важнее крови.
На этот счет она тоже была права. Хаморы, довольные награбленным, на какое-то время успокоились. Они позволили прелату и женщине пройти мимо, лишь мимолетно взглянув на них. Неподалеку, в нескольких домах от храма, другие кочевники вломились в таверну. Вино и пиво привели их в такой же восторг, как их товарищей в храме — золото.
Более всего Ршава боялся, что на них с Ингегерд нападут сразу несколько хаморов. Даже если он одолеет одного или двоих, это лишь разъярит остальных — а своего поражения он не мог допустить категорически. Ингегерд, вероятно, могла такое допустить еще меньше Ршавы. Его хаморы, скорее всего, просто убьют, а вот ее…
Ингегерд словно прочитала его мысли.
— Не терзайтесь, — сказала она, когда они торопливо шли мимо таверны. — Со мной они не смогут развлечься. Я знаю, как перерезать себе горло, если удача от нас отвернется.
— Пусть благой бог это предотвратит, — пробормотал Ршава.
— Да, воистину, пусть предотвратит, — спокойно ответила Ингегерд. — Но если он этого не сделает, я смогу о себе позаботиться.
Вообще-то ее слова граничили со святотатством. Как мог простой смертный осмелиться противопоставить свою волю воле Фоса? Самоубийце же было суждено упасть с Моста Разделителя в вечный лед. Однако самоубийство при подобных обстоятельствах… Ршава понял, что не может порицать такой поступок. Да и владыка благой и премудрый наверняка снизойдет к их отчаянному положению.
— Быстрее, — сказал прелат, когда они шли мимо таверны. — Если они заметят, что ты женщина… все осложнится.
До сих пор, казалось, никто не заметил, что Ингегерд — женщина. Удивительно: кочевники обращали на нее внимание не больше, чем на самого прелата. Из таверны доносились удивленные и радостные возгласы: хаморы настолько увлеклись найденным вином и пивом, что на время позабыли о других удовольствиях. И Ршава увел Ингегерд за угол быстрее, чем варвары успели хоть что-то заподозрить.
— Пустите меня вперед, — предложила она. — Пожалуй, я смогу их со следа сбить в лабиринте этих улочек.
— Попробуй, — согласился Ршава. — Только постарайся не идти по чистому снегу, иначе им будет легче нас выследить.
— Веская мысль, — кивнула Ингегерд. — Теперь сюда… — она свернула налево, — и вот по этому переулку.
До них здесь прошли всего двое или трое, и беглецы старались наступать точно в оставленные следы. Халогайка указала вправо:
— Теперь сюда, и до ворот должно быть совсем близко.
Тут возник новый интересный вопрос: смогут ли они выйти? Открыты ли ворота? Бродят ли возле них кочевники? И даже если они с Ингегерд покинут Скопенцану, что будет дальше? Смогут ли они добраться по открытой местности до ближайшей деревни или даже до ближайшей фермы? И как им это сделать, не оставив за собой следов?
Так что получался не один интересный вопрос, а скорее полдюжины. И если беглецы не смогут разрешить эти вопросы, им вскоре придется отвечать на другие — явно последние в своей жизни. Рассказать о них ни Ршава, ни Ингегерд уже никому не смогут…