В наступившей тишине потрясенный разум прелата вновь заработал, пусть и частично. Его рука сама очертила на груди символ Фоса.
— Клянусь владыкой благим и премудрым! — ахнул он. — Что случилось со Скопенцаной?
Хотя землетрясение и стряхнуло снег с яблоневых ветвей в саду, они все еще заслоняли от взгляда город. Чтобы лучше разглядеть его, Ршава немного вернулся по своим следам. Ингегерд пошла за ним.
— Фос! — прошептал Ршава, увидев город.
Стены его рухнули почти целиком, и лишь некоторые участки все еще торчали, словно редкие зубы в старческой челюсти. Сквозь дым и облака пыли, выброшенные землетрясением в небо, большие просветы в стенах позволяли увидеть, как много зданий обрушилось. Величественного храма, возвышавшегося над Скопенцаной, больше не было. Сердце прелата словно пронзили ножом.
Ему пришлось отвернуться. Ршава понял, что если будет смотреть на то место, где прежде стоял храм, то заплачет. А в такую погоду слезы замерзнут у него на лице и склеят ресницы.
Поэтому было неудивительно, что его взгляд остановился на лице Ингегерд. Зато Ршаву удивило, что смотрит она не на развалины Скопенцаны, а на него.
— Фос! — прошептала она, совсем как прелат секунду назад. Однако прозвучало это слово не с ужасом или страхом, а с благоговейным трепетом. Халогайка не сводила с него глаз. — Воистину, святейший отец, у вас есть сила проклинать. Взгляните, что вы только что обрушили на хаморов!
— Чушь, — возразил Ршава, совсем как в тот день, когда Воил обвинил прелата в том, что Токсар умер из-за его проклятия. Но теперь он не был так уверен в своей правоте. Отмахнуться от двух совпадений вдвое труднее, чем от одного.
Ингегерд покачала головой:
— Нет, святейший отец. Вы не должны так говорить. Вы должны гордиться. Фос вас великой силой наделил. Смотрите, какую месть вы на варваров обрушили. Так насладитесь же этой местью.
Теперь уже Ршава покачал головой. Однако, прежде чем он успел ответить, послышался рокот еще одного подземного толчка. Ршава покачнулся и с трудом удержался на ногах. Увидев, как шатается стоящая рядом Ингегерд, он захотел, чтобы она упала на него, а он бы ее подхватил… Но толчки прекратились, и женщина выпрямилась.
— Эта сила не от Фоса, — упрямо заявил Ршава. — Я молился владыке благому и премудрому, молился снова и снова, на коленях его просил. Если бы он внял моим молитвам, то Скопенцана сейчас стояла бы, а кочевники бродили далеко от ее стен.
Как и многие люди, Ршава часто говорил в стиле тех, кто производил на него впечатление. И сейчас, услышав, как он подражает речи Ингегерд, прелат вновь осознал, насколько сильны его чувства к этой женщине.
— Это великая сила, — сказала она. — И даже вы этого отрицать не станете. Если она не от Фоса, то откуда?
— Я отрицаю и буду отрицать, что все это нечто большее, чем совпадение. — Ршава убеждал скорее себя, чем стоящую рядом золотоволосую женщину. Так ему не придется думать, откуда может происходить эта сила.
Ингегерд издала нетерпеливый звук — больше чем вздох и меньше чем слово. Она явно не согласилась со словами прелата, но не стала и перечить ему. Вместо этого она обернулась на покосившийся амбар и спросила:
— Не опасно ли будет в нем укрыться? А вдруг он нам на головы рухнет, когда мы будем ночью спать? Если, конечно, мы будем спать…
Ршава тоже оглядел амбар, испытывая облегчение из-за того, что неприятный разговор закончился.
— Думаю, сегодня ночью нам понадобится укрытие. Ты согласна? Кроме того, даже сейчас я не осмелился бы открыто развести огонь так близко от Скопенцаны. Он может привлечь больше любопытных, чем нам хотелось бы.
Секунду подумав, она кивнула:
— Истинно так. Есть одни виды опасностей, а есть и другие. Значит, пусть будет укрытие.
В амбаре все еще пахло амбаром, но скотины в нем не было. Если бы здесь до сих пор находились животные, они бы выбежали во время землетрясения или сразу после него. Но хаморы или видессиане-беженцы разграбили ферму, после того как владельцы бросили ее или были убиты. Могло случиться и так, что владельцы отогнали скот в Скопенцану. В этом случае землетрясение могло сделать то, чего не сделали грабители.
Когда Ршава нырнул в низкую дверь амбара, то почти под ногами он увидел топорик, который никто не удосужился украсть. Наверное, он висел на стене и в полумраке его не заметили. Теперь же прелат радостно схватил его и порубил несколько досок из обшивки амбара на дрова. Потом он понял, что ему нечем разжечь огонь. Он никогда не добывал огонь, потирая сухие палочки. Об этой операции он знал лишь то, что она требует больше терпения, чем наберется у троих нормальных людей.
Ингегерд, словно она каждый день останавливалась на ночлег в покосившихся амбарах, достала из одеяла-рюкзака кремень и кресало, а заодно и еду, прихваченную в Скопенцане.
— О жемчужина среди женщин! — воскликнул Ршава.
Она даже не ответила, а лишь набрала соломы на земляном полу амбара, сложила ее кучкой и стала бить над ней кремнем по кресалу. Вскоре от искр солома занялась огоньком. Беглецы подбросили в растущее пламя сперва щепочки, а затем и куски дерева потолще.
Если не считать физических усилий, огонь костра стал для Ршавы первым источником тепла, с тех пор как он покинул Скопенцану. Они поджарили над пламенем куски колбасы и съели их, потом — часть хлеба и сыра из запасов Ингегерд. Она взглянула на то, что осталось.
— Этого хватит на завтра. Может быть, и на послезавтра, — сообщила она. — Потом…
— Мы сбежали из города. Нам повезло больше, чем тем, кто там был, когда ворвались кочевники и когда началось землетрясение.
— Когда началось землетрясение… — Ингегерд покачала головой. — Скажите лучше, когда ваше проклятие сработало.
— Ничего такого я говорить не буду. — Ршава показал на костер. — А скажу, хоть и с сожалением, что нам все-таки придется его погасить. Если он останется гореть ночью, то наверняка привлечет двуногих волков. В стенах слишком много щелей, и огонь будет виден.
Подумав, Ингегерд кивнула:
— Жаль, что так, но вы правы. Что ж, костер все равно невелик, и он бы нас не согрел. Но мы здесь внутри стен. Мы в одежде и под одеялом не замерзнем.
— Да, — ответил Ршава, хотя и подумал: «Нет». Лечь рядом с женщиной — даже если они полностью одеты, даже если они не занимаются любовью и не собираются делать это впредь — сам по себе этот факт раскачивал все его обеты почти до точки их нарушения. Насколько близко? Когда-нибудь ему придется обсудить это с другим священником. Но если единственный способ выжить и дождаться будущего обсуждения — лечь с женщиной сейчас… «Тогда я лягу, вот и все».
И он лег. К тому времени костер догорел до угольков, дававших лишь тусклый красный свет. Забравшись под толстое и шершавое одеяло, они с Ингегерд повернулись спинами друг к другу. Но все же они соприкасались. У них не было иного выбора, чтобы согреться. Пытаясь сделать вид, будто ничего особенного не происходит и все нормально, Ршава пробормотал: