Когда мужчины после проповеди начали вставать и на галерее за ажурными решетками их примеру последовали женщины, Ршава тоже встал и крикнул:
— Пресвятой отец!
— Да? В чем дело?
Камениат допустил ошибку, признав Ршаву и позволив ему продолжать. Через секунду патриарх это понял, и его губы испуганно скривились. Но отступать было поздно. Он уже не мог отойти от алтаря и сделать вид, будто не заметил другого священника.
— Я Ршава, прелат Скопенцаны, недавно вернувшийся в столицу через хаос и войну. — Ршава повысил голос, и Собор ему помог. Безупречный во многом, он обладал и совершенной акустикой. Все присутствовавшие слышали прелата без труда.
— Из Скопенцаны? Он приехал из самой Скопенцаны? — Ршава услышал подобные восклицания поблизости, и вдали, и даже с галереи для женщин. Ему показалось, что он различает движение за решетками галереи, когда женщины стали тесниться ближе к ним, чтобы лучше его разглядеть.
— И чего желаешь ты, Ршава из Скопенцаны? — очень неохотно спросил Камениат. Он даже сейчас охотно проигнорировал бы Ршаву, но уже не мог не считаться с этим гулом возбуждения и интереса.
— Я желаю объявить созыв синода прелатов и священников, монахов и аббатов, дабы исследовать предпосылки нашей святой веры, на что я имею право как прелат, — гордо ответил Ршава.
После его слов гул вспыхнул с новой силой. Прихожане оживленно заговорили между собой. Те из видессиан, кто не был профессиональным богословом, были страстными любителями. И как только Ршава упомянул о новом взгляде на основы веры, он мгновенно завоевал пусть не их поддержку, но как минимум интерес.
— И каким образом ты предлагаешь изменить определения, которые мы уже давно приняли как истинные? — спросил вселенский патриарх, словно не знал ответа. Камениат мог и не быть сильным богословом, зато он был умным бюрократом. И он прекрасно знал, что с наибольшей вероятностью привлечет общественную поддержку, а что — нет.
Ршава тоже знал, что если он скажет: «Я хочу отказаться от поклонения Фосу и начать поклоняться Скотосу», то слушатели превратятся в толпу и разорвут его в клочья прямо здесь, на полу Собора. Камениат, несомненно, не станет их сдерживать, а то и сам к ним присоединится, чтобы схватить Ршаву за лодыжку и как следует дернуть.
Ршава такого и не сказал, хотя подразумевал именно это.
— Мне хотелось бы, — заявил он, — чтобы собравшиеся священнослужители задумались над тем, как наш взгляд на постоянную борьбу между светом и тьмой следует сопоставить с нынешними событиями и что написано в священных писаниях в пользу тех изменений, которые я предложу.
Тут Камениат встревожился. Не будучи великим знатоком священного писания, он не мог с ходу вспомнить, какие именно тексты могут поддерживать слова Ршавы. Зато он знал, что у Ршавы есть дар к учености, столь явно отсутствовавший у патриарха. И если прелат Скопенцаны ответил, что есть тексты, поддерживающие его взгляды, то это вполне могло оказаться правдой.
Толпа снова загудела. В отличие от патриарха, люди не знали, что подразумевал Ршава. Некоторые их предположения были удачными, другие откровенно глупыми. Но прихожане не выглядели разъяренными и гневными, какими наверняка стали бы, если бы Ршава выразился откровеннее. Их голоса звучали заинтригованно.
Камениат тоже это услышал, и вид у него стал еще более недовольный, чем когда он ответил Ршаве:
— Я не вижу достойной причины для замены доктрин, которые хорошо прослужили нам уже так долго и…
— А разве истина недостаточная причина? — громко прервал его Ршава.
Судя по выражению лица патриарха, он не считал ее достаточной и даже достойной обсуждения. Но люди начали выкрикивать: «Да, клянусь благим богом!» и «Чего вы боитесь, пресвятой отец?» Теология могла бы стать в Видессе самым популярным и зрелищным спортом после лошадиных бегов.
— Да, пресвятой отец, чего вы боитесь? — зло подшутил Ршава.
Камениат побагровел:
— Я ничего не боюсь! Ничего, слышишь меня? — Его голос возвысился до гневного крика. — Ты хочешь созвать этот проклятый синод, Ршава? Ладно, клянусь владыкой благим и премудрым, будет тебе синод! Хочешь, чтобы тебя предали анафеме и отлучили от церкви? Будет тебе и это. Я говорил это тебе наедине, а теперь повторю и на людях. В лед тебя, проклятый еретик, и чем скорее, тем лучше!
Теперь люди вокруг Ршавы уставились на вселенского патриарха с изумлением. Подобно большинству бюрократов, Камениат обычно не проявлял силу характера. И подобная вспышка эмоций поразила прихожан не хуже землетрясения. Вспомнив землетрясение, разрушившее Скопенцану, Ршава пожалел, что не смог подобрать иное сравнение, но сейчас ему было не до образности мыслей.
И ярость Камениата лишь приближалась к вершине. Он указал на выход.
— Убирайся! — крикнул он. — Убирайся, я сказал! Я запрещаю тебе входить с Собор до синода, который тебя приговорит, — и он приговорит!
Ршава подумал, не проклясть ли ему патриарха насмерть прямо сейчас, в Соборе, — просто ради хаоса, который из-за этого начнется. Поразмыслив, он покачал головой. Зачем убивать Камениата, когда Ршава только что вынудил его пообещать, что синод будет созван? Если Камениат сейчас упадет замертво, новый патриарх займет его место лишь через несколько недель, а то и месяцев. А когда займет, то вовсе не обязательно сочтет, что связан обещаниями своего предшественника. И Ршаве придется думать, как принудить нового патриарха сделать то, что сейчас уже гарантировано.
И вместо того чтобы обречь Камениата на смерть, Ршава отвесил ему самый элегантный придворный поклон. Патриарх разинул рот, явно не понимая, как к такому относиться.
— Да будет все так, как вы сказали, пресвятой отец, — произнес Ршава. — Если вы боитесь направиться туда, куда может привести вас истина, пока вокруг вас не соберется синод… что ж, мне вас жаль, но это ваша привилегия. Я же считаю, что вы трус, но я могу и ошибаться.
Камениат покраснел еще сильнее. Ршава улыбнулся: он не думал, что такое возможно. Камениат настолько разгневался, что теперь мог лишь что-то неразборчиво бормотать. Предположив, что задеть патриарха еще сильнее он сможет, лишь уйдя быстро и спокойно, Ршава направился к выходу. Однако он сделал лишь несколько шагов, прежде чем кто-то из прихожан спросил его:
— Святейший отец, а в чем, по-вашему, ошибочны наши нынешние доктрины?
— После гражданской войны и катастрофы на севере я удивлен, что тебе понадобилось об этом спрашивать.
Мужчина нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Примерно то, о чем ты подумал. Посмотри, каким стал мир, и ответ сам к тебе придет. И если ты честен перед собой, я полагаю, что это будет правильный ответ.
И он пошел дальше, оставив за спиной прихожанина-тугодума, уже начавшего спор с соседями. Но не успел Ршава далеко отойти, как другой человек задал ему почти такой же вопрос и получил почти такой же ответ. Однако там, где первый прихожанин сбился с толку и отказался следовать за мыслью прелата в единственное место, куда она могла привести, второй сразу сообразил, в чем тут суть. Он сделал вывод, но тот ему не понравился. Побледнев, мужчина воскликнул: