Посвящается Константину Седьмому и дьякону Льву, любителю рисового пудинга
Золотая заготовка была плоской и маленькой — с ноготь большого пальца; гладкий кругляк, готовый стать монетой. Крисп вернул заготовку мастеру-чеканщику, а тот осторожно уложил круглячок на нижнюю форму пресса.
— Готово, ваше величество, — сказал он. — Теперь потяните вот за этот рычаг.
«Ваше величество». Крисп подавил улыбку. Автократором видессиан он стал всего восемь дней назад, и еще не успел привыкнуть, что все и каждый величают его новым титулом.
Он потянул рычаг. Верхняя пластина пресса опустилась на заготовку, мягкое золото смялось, повторяя изгибы резных форм.
— А теперь, с позволения вашего величества, просто отпустите, чтобы формы разошлись, — подсказал чеканщик.
Когда Крисп подчинился, мастер вынул только что отчеканенную монету и внимательно осмотрел.
— Превосходно! Не будь у вас иных забот, ваше величество, я бы вас нанял к себе. — Посмеявшись собственной шутке, чеканщик передал монету Криспу. — Вот, ваше величество, — первый золотой вашего правления!
Крисп взвесил золотой на ладони. Монета лежала аверсом кверху. С нее на императора смотрел Фос, суровый судия, чей лик столетиями освящал видесские монеты. Крисп перевернул золотой, чтобы глянуть на собственную физиономию — аккуратная, пусть и чуть длинноватая бородка, нос с горбинкой. Венчала портрет императорская корона. Вокруг бежали крохотные, но четкие буковки: «Крисп Автократор».
Крисп покачал головой. Золотой вновь напомнил ему, что теперь император — он.
— Поблагодарите от меня резчика, почтенный, — сказал он. — Так быстро вырезать форму, и так похоже — да он просто волшебник.
— Я передам ему, ваше величество. Он будет рад. Нам и раньше приходилось работать в спешке, когда Автократоры сменялись весьма внезапно, так что мы, э…
У чеканщика внезапно появилась веская причина срочно осмотреть станок. «Знает, что проговорился», — подумал Крисп. Император занимал трон не по праву наследия; он вырос в деревне на северной границе Видесса — а несколько лет жизни провел и севернее границы, рабом кочевников-кубратов.
Но после того, как эпидемия холеры выкосила почти всех его родных, Крисп оставил свою деревню и направился в город Видесс, столицу великой империи. Сила и ум подняли его до положения вестиария — постельничего — при императоре Анфиме Третьем.
Анфим больше времени уделял развлечениям, чем управлению страной; когда Крисп вознамерился напомнить ему о долге правителя, Анфим попытался убить его с помощью чародейства, но, перепутав заклинания, погиб сам… «Так что теперь, — подумал Крисп, — на золотых чеканят мое лицо».
— Каждый день мы вырезаем новые формы, и для нашего монетного двора, и для провинций. — Мастер почел за благо сменить тему. — Скоро все смогут увидеть ваше лицо на монетах, ваше величество.
— Хорошо. — Крисп кивнул. — Так и должно быть.
Сам он впервые увидел лицо Анфима еще в далеком детстве, именно на золотом.
— Рад, что вы довольны. — Чеканщик поклонился. — Да будет ваше правление долгим и счастливым, чтобы наши мастера отчеканили для вас еще много монет.
— Благодарю.
Крисп с трудом удержался от того, чтобы не поклониться в ответ, как он сделал бы до восшествия на престол. Поклон Автократора не порадовал бы мастера — скорее напугал бы до полусмерти. Выходя с монетного двора, Крисп вынужден был взмахом руки остановить рабочих, пытавшихся, бросив все, упасть перед ним ниц. Он еще не до конца осознал, как стесняют императора традиционные церемонии.
Во дворе Криспа поджидал взвод халогаев, приветствовавших выходящего императора взмахами секир. Капитан придержал коня, пока Крисп взбирался в седло. Могучий светловолосый северянин раскраснелся и обильно потел, хотя Криспу день не казался слишком жарким, — суровые наемники в большинстве своем с трудом переносили видесскую летнюю жару.
— Куда теперь, твое величество? — спросил командир.
Крисп глянул на листок пергамента, где нацарапал список всех намеченных на это утро дел. С тех пор, как он стал Автократором, на него навалилось столько забот, что он и не надеялся удержать их все в голове.
— К патриарху, Твари, — ответил он. — Буду совещаться с Гнатием. Опять.
Гвардейцы сомкнулись вокруг Криспова гнедого мерина. Император подал коня вперед шенкелями, дернул поводья.
— Вперед, Прогресс, — бросил он.
В императорских конюшнях можно было подобрать скакуна и покрасивее — Анфим разбирался в конях. Но Прогресс принадлежал Криспу еще до того, как он стал императором, и это выделяло мерина среди прочих.
— Дорогу! Дорогу Автократору видессиан! — размахивая топорами, вскричали халогаи, выйдя за пределы дворца, на площадь Паламы.
Дорога в толпе явилась точно по волшебству. Этой императорской привилегией Крисп наслаждался от души — без нее ему, как прежде, понадобилось бы с полчаса, чтобы перебраться через площадь. Иногда ему казалось, что на площади Паламы половина человечества пытается продать что-нибудь второй половине.
Хотя присутствие императора — и суровых халогаев — заставляло торговцев и разносчиков умолкать, шум оставался невыносимым.
Выехав с площади, Крисп с облегчением потер уши.
Халогаи протопали по Срединной улице, главной магистрали города Видесса. Видессиане, любители зрелищ, останавливались, показывали пальцами, отпускали соленые замечания, точно Крисп не мог их ни видеть, ни слышать. «Конечно, — подумал он с кривой усмешкой, — я так недавно сел на трон, что интересен одним этим».
Вместе со своей стражей он двинулся на север, к Собору, величайшему из святилищ Фоса во всей империи. Патриаршие палаты стояли поблизости. Завидев их, Крисп изготовился к очередной встрече с Гнатием.
Беседа началась вполне пристойно. Письмоводитель вселенского патриарха, жрец по имени Бадурий, встретил Криспа у дверей и проводил в кабинет Гнатия. Патриарх при виде императора вскочил с кресла и пал вначале на колени, а потом ниц, старательно отдавая императору положенные почести — так старательно, что Крисп, как часто бывало с ним в обществе Гнатия, задумался, а не подсмеивается ли тот над ним втихомолку.
Выдавая в патриархе лицо духовное, нестриженная борода и бритый череп не отнимали, однако, его индивидуальности, как часто бывало со священниками. Крисп всегда думал, что Гнатий похож на лиса — хитер, изящен и коварен одновременно. Союзником он был бы могучим. Но он был врагом. Анфим приходился ему дальним родичем.
Крисп подождал, пока патриарх не поднимется с пола, и устроился в кресле напротив стола. Указав Гнатию на стул, император сразу перешел к делу: