Фостий задумался.
— Может быть, — ответил он наконец, потому что ему действительно захотелось еще раз послушать священника.
Если бы мясник улыбнулся или как-то иначе выразил свое торжество, у Фостия сразу сработала бы обостренная от придворной жизни подозрительность, но тот лишь здравомысленно кивнул. Это убедило Фостия в его искренности, и он решил, что и в самом деле попробует встретиться с Дигеном наедине. Он уже убедился утром, что избавиться от телохранителей — задача непростая. Но можно же что-то придумать…
* * *
Катаколон стоял в дверях кабинета, дожидаясь, пока Крисп поднимет голову от налогового отчета. Через некоторое время его ожидания оправдались. Крисп положил перо.
— Чего ты хочешь, сын? Заходи, раз решил сказать.
Заметив, как нервничает Катаколон, подходя к его столу, Крисп решил, что догадывается, о чем пойдет речь. Слова младшего сына подтвердили его догадку:
— Отец, я хочу попросить еще об одном авансе в счет моего содержания. — Обычно сияющая улыбка Катаколона сменилась виноватой, какой становилась всякий раз, когда он выпрашивал у отца деньги.
Крисп закатил глаза:
— Еще один аванс? И на что же ты ухлопал деньги на сей раз?
— На янтарный браслет с изумрудами для Нитрии, — робко ответил Катаколон.
— Какой еще Нитрии? Я думал, ты сейчас спишь с Вариной.
— Конечно, сплю, отец, — заверил Катаколон. — А Нитрия у меня новенькая, поэтому я и подыскал для нее нечто особенное.
— Понятно, — отозвался Крисп. Пусть это звучало несколько странно, но он действительно понимал сына. Парню нравилось, когда его любили. К тому же, обладая энергией и энтузиазмом молодости, он усложнил и запутал свою любовную жизнь похлеще любого бюрократического документа. Крисп даже ощутил некоторое облегчение, ухитрившись вспомнить имя его нынешней — вернее, судя по всему, вскоре уже экс-нынешней — фаворитки. Император вздохнул:
— Какую сумму ты получаешь каждый месяц?
— Двадцать золотых, отец.
— Вот именно, двадцать золотых. А ты имеешь представление, сколько мне было лет, когда у меня в кошельке появилось двадцать собственных золотых, не говоря уже о двадцати в месяц? В твоем возрасте я…
— …жил на ферме, где росла только крапива, и ел червей три раза в день, — договорил за него Катаколон. Глаза Криспа вспыхнули, и сын поспешно добавил:
— Ты произносишь эту речь всякий раз, когда я прошу у тебя деньги, отец.
— Возможно, — сказал Крисп. Задумавшись, он внезапно понял, что сын прав, и это его встревожило. Неужели с возрастом он становится предсказуемым?
Предсказуемость может стать опасной.
— И тебе лучше посидеть без денег, если ты слышал это недостаточно часто, чтобы уяснить и запомнить.
— Да, отец, — поддакнул Катаколон. — Так могу я получить аванс?
Иногда Крисп уступал его просьбам, иногда нет. В отчете, который он отложил перед разговором с сыном, значились хорошие новости: из провинции южнее Заистрийских гор, той самой, где он родился, казна получила налогов больше, чем планировалось.
— Хорошо, — неохотно произнес он. — Полагаю, ты нас еще не разоришь, парень. Но больше ни единого медяка авансом до самого дня Зимнего солнцеворота. Ты меня понял?
— Да, отец. Спасибо, отец. — Радость на лице Катаколона понемногу сменилась озабоченностью. — Но до Зимнего солнцеворота еще очень далеко, отец. — Как и любой человек, хорошо знающий Автократора, третий сын Криспа не сомневался и в том, что тот своих слов на ветер не бросает. Если Автократор пообещал, так и будет.
— Попробуй жить по средствам, — предложил Крисп. — Я ведь не сказал, что оставлю тебя без медяка в кошельке, а лишь пообещал, что не выдам больше авансов раньше оговоренного срока. И, если благой бог пожелает, мне и в будущем не придется этого делать. Заметь, я ведь от тебя этого не требую.
— Да, отец.
Голос Катаколона дрогнул, словно колокол скорби.
Крисп с трудом сохранил на лице серьезное выражение; он помнил, что сам испытывал в молодости, когда его высмеивали.
— Не грусти, сын. Как ни крути, не всякому молодому человеку достаются такие большие деньги — двадцать золотых в месяц. И ты прекрасно сможешь развлечь своих юных подружек во время тех коротких перерывов, когда вы вылезаете из постели. — Вид у Катаколона был такой изумленный, что Крисп невольно улыбнулся. — Я помню, сколько заходов подряд мог сделать в свои молодые деньки, парень. Теперь-то, конечно, мне такое не по силам, но поверь мне, я этого не забыл.
— Как скажешь, отец. Спасибо за аванс, но я был бы еще более благодарен, если бы ты не прицепил к нему дополнительное условие.
Катаколон коротко поклонился и вышел — несомненно, к заждавшимся его подружкам.
Едва сын удалился на достаточное расстояние, Крисп от души расхохотался.
Молодые люди не понимают, что такое старость, потому что у них нет опыта.
Поэтому, наверное, им и не верится, что у пожилых есть хотя бы малейшее понятие о том, что значит быть молодым. Но Крисп знал, что это не так; внутри него все еще обитало его молодое «я» — пусть прикрытое оболочкой прошедших лет, но пока вполне энергичное.
Он не всегда гордился тем, оставшимся в прошлом, юношей. Он совершил немало глупостей, которые совершают все молодые люди.
И не по неразумию, а просто по неопытности. Если бы он тогда знал то, что знает сейчас… Он вновь рассмеялся, на сей раз над собой. Обладатели седых бород пели эту песню еще от начала времен.
Крисп вернулся к столу и закончил работу с отчетом, потом написал внизу пергамента: «Прочел и одобрил — Крисп». Затем, даже не взглянув на следующий отчет, встал, потянулся и вышел в коридор.
Неподалеку от входа в императорскую резиденцию он едва не столкнулся с Барсимом, выходящим из небольшой комнатки для аудиенций. Глаза вестиария слегка расширились:
— Я полагал, что вы сейчас упорно работаете с утренними документами, ваше величество.
— Да пошли эти утренние документы в лед, Барсим, — заявил Крисп. — Я отправляюсь на рыбалку.
— Очень хорошо, ваше величество. Я сейчас распоряжусь, чтобы все подготовили.
— Спасибо, почитаемый господин, — ответил Крисп.
Для Автократора видессиан даже нечто столь простое, как прогулка до ближайшего причала, не обходилась без церемоний.
Следовало вызвать двенадцать полагающихся ему зонтоносцев и предупредить капитана халогаев, чтобы тот выделил еще более многочисленный взвод телохранителей.
Крисп пережидал неизбежную задержку с терпением, приобретенным за долгие годы. В кладовой он выбрал несколько гибких бамбуковых удилищ чуть длиннее его самого и солидный запас сплетенных из конского волоса рыболовных жилок. В изящной шкатулке рядом со стойкой с удилищами лежали бронзовые крючки с «бородкой». Крисп предпочитал крючки именно бронзовые, а не железные, потому что с ними было меньше хлопот после пребывания в соленой воде.