– А, колдун, теперь ты никуда не убежишь!
Легионеры поспешно отступили в сторону, когда его боевой топор обрушился на дверь. И хорошо сделали, что отступили: в своей сумасшедшей ярости халога ни на кого не обращал внимания. Под его топором доски раскалывались пополам – никакая древесина, даже самая прочная и выдержанная, не устояла бы перед такой атакой. Неожиданно Скаурус понял, что все еще крепко держит обеими руками Алипию Гавру. Сквозь тонкую рубашку он ощутил тепло ее кожи.
– Простите, госпожа, – пробормотал Марк. – Наденьте.
Он закутал девушку в свой красный плащ трибуна.
– Спасибо, – сказал она, отступив на шаг от Скауруса. Боль и печаль, стоящие в ее зеленых глазах, не могли погасить блеснувшую в них благодарность. – Я знала и худшее, чем прикосновение друга, – добавила она тихо.
Не успел Марк найти подходящий ответ, как халога торжествующе вскрикнул. Дверь подалась под его ударами, сорвавшись с петель, рухнула в комнату. Высоко подняв топор, Зеприн прыгнул через порог, за ним в комнату вбежали Скаурус и Виридовикс с мечами наготове. Гай Филипп со взводом римлян двинулся следом.
У трибуна не было возможности заглянуть в комнату, когда Варданес открывал дверь, и сейчас он осматривал ее обстановку, не скрывая удивления. Комната напоминала дорогой номер в фешенебельном борделе. Зеркало на потолке было сделано из полированной бронзы, на стенах висели изящные, созданные, несомненно, рукой мастера картины чрезвычайно грязного содержания, а в центре стояла большая мягкая кровать с приглашающе откинутым одеялом.
Однако вовсе не причудливое убранство комнаты заставило Марка окаменеть от изумления. За исключением римлян и халога, в помещении никого не было. Обнаружив, что Авшар ускользнул, Зеприн Красный с такой силой сжал свой топор, что костяшки его пальцев побелели. Готовый к смертельному бою, он вдруг обнаружил, что жертва ускользнула. Халога шумно и порывисто дышал, пытаясь совладать с собой, но это давалось ему нелегко. Глаза Марка скользнули по окнам, высоким узким бойницам, сквозь которые не проскользнула бы и кошка, не говоря уже о здоровенном мужчине. Виридовикс с силой бросил меч в ножны, вся его фигура выражала разочарование и отвращение.
– Этот пес опять исчез вместе со своим колдовством, – сказал он. выругавшись по-галльски.
Несмотря на охватившее его тяжелое чувство, трибун все еще не мог поверить, что враг каким-то образом улизнул из-под самого носа, и приказал солдатам обыскать каждую щель.
– Переверните дом вверх дном. Авшар может прятаться под кроватью, в шкафу, в подвале, где угодно.
Легионеры осмотрели комнату, один из них даже несколько раз проткнул мечом кровать, думая, что Авшар, возможно, каким-то образом забрался туда.
– Да, это колдовство, – уныло сказал Виридовикс, убедившись, что Авшара в комнате нет.
– Колдовство, – угрюмо повторил Марк. Он только сейчас заметил на кровати золотые кандалы и подумал, что, возможно, смерть Варданеса Сфранцеза была незаслуженно легкой и быстрой.
– Магия тоже бывает разная, – проворчал Гай Филипп. – Помнишь, целый отряд каздов исчез во время битвы и появился лишь после того, как видессианские волшебники сумели разрушить заклинание. Возможно, ублюдок использовал этот фокус и сейчас.
Та же мысль пришла и в голову трибуна. Не слишком надеясь на удачу, он послал гонцов обыскать дворцовый комплекс и еще несколько человек отправил в Великий Храм Фоса, чтобы они нашли Нейпоса. Трем легионерам он приказал встать на страже у сломанной двери.
– Если Авшар может улизнуть отсюда так же легко, как и стать невидимым, значит, он заслуживает спасения.
– Не думаю, что это так! – зарычал Гай Филипп.
До них донесся шум сражения. Марк подошел к окну-бойнице, но оно было слишком узким, и он разглядел только бегущих людей. Это были видессиане, но кто: солдаты Туризина, спешащие ко дворцу, или воины Сфранцеза, идущие в атаку? Этого он понять не мог. Обеспокоенный, трибун решил сам спуститься вниз, занять с легионерами удобную позицию и в случае необходимости защищать Тронный зал.
Он оставил в комнате десять человек и приказал нескольким легионерам охранять лестницу. Судя по их лицам, солдаты сочли свое назначение абсурдом, но лишних вопросов задавать не стали: как и намдалени Файярд, они не привыкли обсуждать приказы командиров.
Алипия Гавра спустилась по винтовой лестнице вместе с трибуном.
– Сегодня ты видел мой позор, – сказала она, постепенно приходя в себя.
Девушка крепко вцепилась в плащ Скауруса и тесно прижималась к трибуну, как бы ища у него опоры и поддержки в этот страшный день. Он знал, что она имела в виду нечто большее, чем свою наготу, и медленно, осторожно подбирая слова, ответил:
– То, что не испачкало совесть человека, не может бросить тень и на его жизнь.
В Риме эта фраза была бы обычной в устах стоика, но видессиане считали дела и поступки вещью гораздо более важной, чем мысли и намерения. Здесь люди рассматривали Вселенную как поле битвы между Добром и Злом, и поэтому Алипия, подозревая насмешку, внимательно вглядывалась в едва различимое лицо Марка в темноте. Увидев, что он говорит совершенно серьезно, она сказала очень низким голосом:
– Если я когда-нибудь поверю в это, значит, ты сумел вернуть мне мою душу. Никакая благодарность тогда не будет казаться чрезмерной.
Девушка замолчала. Скаурус, не говоря ни слова, пошел вперед, давая Алипии возможность остаться наедине со своими мыслями.
Когда они вошли в Тронный зал, глаза девушки расширились от ужаса. Помещение это больше не походило на место, где происходили важнейшие церемонии Империи и всегда царил торжественный покой. Это было недавно оставленное поле битвы. Тела людей и обломки усеивали полированный гранитный пол, залитый лужами крови. Раненые стонали, ругались или лежали молча – в зависимости от тяжести своих страданий. Горгидас был уже здесь. Переходя от одного раненого к другому, он предлагал им ту помощь, которую мог оказать.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы Марк понял: у Великих ворот все в порядке. Квинт Глабрио с двойным взводом легионеров готов был встретить возможную атаку. Нервное напряжение, охватившее солдат перед боем, спало. Копья были опущены, мечи вложены в ножны. Младший центурион махнул командиру рукой.
– Все в полном порядке, – доложил он, и Скаурус кивнул в ответ.
Проклятый котел Авшара все еще кипел в центре зала, хотя пламя уже погасло. Трибун попытался увести Алипию из этой комнаты как можно скорее, но она вдруг замерла, увидев изувеченный труп женщины, лежащей рядом с котлом.
– Бедная моя Каллин, – прошептала девушка, нарисовав на груди знак Солнца. – Я подозревала, что тебя нет в живых, когда услышала твой крик. Так вот какая награда ожидала тебя за преданность…
Лицо Алипии осталось неподвижным, но слезы потекли по ее щекам. Затем она побелела, глаза ее закатились, и девушка, теряя сознание, опустилась на пол. Несмотря на сильную волю, Алипия в конце концов не выдержала потрясений, обрушившихся на нее в один день. Плащ, который дал ей Марк, распахнулся, и она лежала на полу, почти обнаженная.