— Большая честь, — проговорил он сдавленным голосом.
— Ну что, снова займемся фехтованием, Пикридий? — усмехнулся Скилицез. Он отлично понимал состояние Гуделина.
Чиновник не сумел сдержать горестного стона.
— А юрты тоже не будет, — добавил Ариг, с ухмылкой посыпая раны Гуделина ядовитой солью. — Только пара лошадок. Да еще, может быть, легкий навес — укрываться ночью от снега.
— От снега?.. — еле слышно переспросил Гуделин.
— Говорите на нашем языке, — проворчал Аргун. Разговаривая с имперцами, Ариг перешел на видессианский. Когда каган узнал, о чем шла речь между Гуделином и Аригом, каган сочувственно кивнул толстому бюрократу.
— Да, знаю. От снега неудобства. Досадное дело — снег! Он сильно замедлит наше продвижение. Но если мы выступим сейчас, то в начале весны будем уже в Йезде.
— Меня не это беспокоило… — сказал чиновник и уронил лицо в ладони.
Каждую зиму кочевники, отгоняя стада, проходят через степь. Гуделин знал, что такое в принципе возможно. Но предстоящее путешествие не делалось от этого более привлекательным.
Горгид сказал первое, что пришло в голову.
— Ариг, мне нужна меховая шапка… с этими… — Не находя нужного слова, он сделал жест: — С меховыми отворотами, закрывающими уши. Если можно.
Аршаум понял.
— Получишь, — обещал он. — Хорошо, что ты подумал об этом заранее. Знал я одного человека. Как-то раз он отморозил себе уши, и одно отвалилось. Но понял он это только в юрте, когда уши оттаяли.
— Изумительная история, — прошептал Гуделин.
Горгид вспомнил еще одно:
— Авшар все еще в Пардрайе.
Упоминание о князе-колдуне сразу отрезвило товарищей грека. Они посуровели. Даже Ариг стал мрачным. Но Аргун сказал, как и многие до него:
— Колдун! У нас тоже есть колдуны.
* * *
— Не давай им стоять на месте! — крикнул Валаш. Виридовикс высоко поднялся в седле, хлопнул в ладоши и громко заорал — преимущественно бранясь на родном языке. Стадо овец еле заметно двинулось вперед. Густая шерсть животных лоснилась от жира. Сейчас овцы чувствовали себя куда лучше, чем пастухи.
Как и предвидел Липоксай, два дня назад зарядили дожди. Отступление кочевников было мучительным и трудным. Теперь у клана не хватало людей, чтобы перегонять стада так быстро, как требовалось. Мера отчаяния Таргитая исчислялась тем, что он поручил пастушью работу такому увальню, как Виридовикс. Женщины и те дети, что могли дотянуться ногами до стремян, помогали изо всех сил.
Кельт загнал в стадо десяток овец. Он был рад, что Таргитай вообще доверил ему какое-то дело. Так легко было бы взвалить всю вину за катастрофу на чужака. А Батбайян до сих пор не вернулся… Убит он, захвачен в плен? Никто не знал.
Но Таргитай сказал Виридовиксу лишь одно:
— Твоей вины нет. Сражался ты хорошо.
После разгрома Таргитаю не хотелось видеть Виридовикса. Галл хорошо понимал чувства вождя и сам старался держаться от него подальше. Но это означало, что кельт не мог проводить много времени с Сейрем. Впрочем, у них в любом случае не было бы времени для любви. Семья вождя впряглась в тяжелую работу точно так же, как все прочие. Ладони Сейрем покрылись мозолями от узды.
— Беги куда велено, ты, глупая шерстяная тумба, паршивая тварь, блевотина грифа! — заревел Виридовикс, адресуя эти эпитеты овце, которая пыталась отбиться от стада. Черная овечка возмущенно заблеяла, как бы понимая человеческую речь.
Валаш проскакал вперед, не давая овцам рассыпаться. Лицо молодого хамора осунулось от усталости.
— Многовато для двоих, — проговорил он, возвращаясь к Виридовиксу. Капли дождя стекали по его бороде.
— Когда-нибудь все кончится, — сказал Виридовикс. — И это порождение змеи, Варатеш, не найдет нас. Дождь смоет все следы.
Погони за Таргитаем не было. Какими бы жалкими силами ни располагал теперь вождь, отступал он мастерски и не допустил паники.
Валаш с надеждой посмотрел на Виридовикса, но кельт тут же обругал себя дураком. По зачарованному мечу Авшар мог отыскать его проще, чем по свету факела в ночи. На миг Виридовикс задумался. Не выбросить ли меч? Не прервать ли этот светящийся след? Но прежде чем его рука коснулась рукояти, он вздрогнул, как от ожога, и с вызовом сплюнул.
— Если ублюдок хочет мой меч, пусть сперва докажет свое право в бою!
Темнота сгущалась быстро. Густые облака поглощали слабые лучи заходящего солнца. Хаморы кочевали на большом расстоянии. Насколько можно было бросить взгляд, везде виднелись их шатры. Лагерь был невеселым. Слишком много людей пропало, слишком многие убиты. Все — и мужчины, и женщины — измучены усталостью.
Закутавшись в толстое шерстяное одеяло, Виридовикс устроился в шатре Таргитая. Каган приветствовал его ворчливо. Он ужинал в мрачном молчании. Новые морщины прорезали его печальное лицо.
Галл проглотил холодный ужин, состоявший из сыра и копченой баранины. Сейрем предложила ему черники в меду, но Виридовикс отказался.
— В другой раз, девочка, когда я буду повеселее.
Энари Липоксай с жадностью поглощал свой ужин. Жир стекал по его губам.
— Как ты можешь в такую минуту жрать, как свинья? — спросил его Виридовикс. — Неужто кусок у тебя не застревает в горле, когда вокруг столько горя?
— Я наслаждаюсь чем могу и когда могу, — коротко отозвался Липоксай. Его высокий голос прозвучал спокойно, гладкое безбородое лицо застыло неподвижной маской.
Виридовикс откусил большой кусок от копченой баранины и отвернулся, розовый от смущения. Он наконец нашел ответ на вопрос о природе энаре. Вдруг ему в голову пришла мысль о вещах, которыми энари наслаждаться не может.
— Я не хотел обидеть тебя, — пробормотал Виридовикс.
Энари удивил его, положив ему на плечо свою пухлую руку.
— О, сколь великая честь! — Искорка веселья мелькнула в бездонных темных глазах Липоксая. — И часто ты извиняешься за свой болтливый язык?
— Думаю, не слишком. — Виридовикс немного поразмыслил. — Иногда мне кажется: ну почему бы на этот раз и не извиниться? Для меня худа не будет, а для олуха, которого я обругал, возможно, сыщется что-нибудь полезное.
Липоксай бросил быстрый взгляд на Сейрем:
— Кажется, твое воспитание дает хорошие плоды. Он становится цивилизованным.
Виридовикс оскорбился:
— Ну и кому это нужно — быть цивилизованным? Еще не хватало, чтобы меня назвали римлянином!
Через минуту он сообразил, что слово “цивилизация” энари позаимствовал из видессианского языка. В хаморской речи его просто не было. Все-таки энари очень много знал. Кельт почувствовал некоторое облегчение при этой мысли.