— Когда мой… вождь… услышит об этом, — посмотрим, насколько смешной он найдет твою шутку. Рядом с тобой стоит одноглазый. Скоро ты позавидуешь его участи!

Он повернул коня и поскакал прочь.

За спиной хамора Ариг затявкал, как щенок. Хор смеющихся голосов подхватил насмешку. Аршаумы тявкали и завывали на все лады, провожая Родака этим издевательским концертом, пока тот не скрылся.

Батбайян подошел к Аригу и хлопнул его по спине, безмолвно выражая благодарность.

Пока не стемнело, кочевники продолжали смеяться и гавкать друг на друга.

Однако Горгид не разделял общего веселья. Он записал в свою летопись все, что случилось с посольством Родака, и добавил: «Хаморы живут ныне, стиснутые меж двух страхов: старым — перед западными соседями, и новым — кошмаром по имени Авшар. Один — только память о былом кровопролитии, но второй — ужасная реальность. Я думаю, что Авшар перевесит все остальное».

Виридовикс спросил грека о том, что тот записал.

— Так ты думаешь, стычка с Варатешем неизбежна?

— Похоже на то. Зачем Авшару пропускать нас к Йезду, если он может сдержать нас этими кочевниками? Хаморы для него — всего лишь слепое орудие. Никакого сомнения — Авшар сумеет натравить их на нас.

Виридовикс вытащил из ножен меч и оглядел его — нет ли ржавчины. На самом краю лезвия кельт заметил два крошечных пятнышка. Доведя оружие до удовлетворительного состояния, Виридовикс снова вложил его в ножны и мрачно уставился на огонь. Наконец сказал:

— Думаю, мы побьем хаморов.

— Если ты так думаешь, то не говори таким похоронным голосом, — откликнулся Горгид, даже не пытаясь скрыть тревогу.

Плечи кельта, казалось, поникли под грузом печали.

— В глубине души я в это не верю, — признался Виридовикс. — Пусть аршаумы — отличные бойцы; что толку? Ты сам несколько дней назад говорил: победу приносит колдовство Авшара, а не мужество воинов.

Горгид поджал губы, словно ощутив неприятный привкус во рту. От солдат Авшара требовалось одно: продержаться до того момента, пока в сражение не вступит вся армия противника. Тогда магия князя-колдуна отыщет у врага слабое место… или создаст его.

— Понял! — закричал вдруг Горгид. От волнения он заговорил по-гречески.

Виридовикс подскочил от неожиданности и сердито проворчал:

— Говори на языке, который можно понять.

— Прости. — Слова бурным потоком полились с губ Горгида. Ему пришлось повторить свои бессвязные речи несколько раз, чтобы кельт наконец понял.

Слушая грека, Виридовикс раскрывал глаза все шире.

— Нет, ты, должно быть, самый большой хитрец в мире, — выдохнул кельт. От восторга он испустил громкий боевой клич, а после рухнул на волчью шкуру, служившую ему одеялом, и захлебнулся от хохота. — Лягушки! — просипел он. — Лягушки!..

Горгид высунул голову из палатки.

— Толаи!.. — заорал он.

Глава третья

— Вон он. — Марк показал на чиновника пальцем. — Его имя Итзалин.

— Третий слева? — спросил Гай Филипп.

Трибун кивнул и тут же пожалел о своей неосмотрительности: голова раскалывалась от тупой боли. От любого резкого движения в висках принимались стучать молотки. Вчера Марк слишком много пил и слишком мало спал.

Старший центурион двинулся вперед со словами:

— Его имя значит для меня не больше, чем собачье дерьмо, в которое он превратится, когда я закончу разбираться с ним.

Высокий римский шлем едва не задевал потолок жестким гребнем, от быстрых шагов красный шлем развевался на плечах, кольчуга звенела. Скавр прислонился к косяку, наблюдая за происходящим. Чиновники в ужасе глядели из-за гор пергаментных свитков на это воплощение войны, внезапно возникшее в их маленьком уютном мирке.

Итзалин, погруженный в счета, даже не заметил приближения римлянина. Он продолжал переводить цифры из одной колонки в другую, тщательно проверяя каждый столбец. Итзалину едва перевалило за тридцать, однако это был уже опытный бюрократ. Лицо его было бледным, кожа дряблой, а почерк — уверенным.

Гай Филипп с громким лязгом вырвал меч из медных ножен. Марк бросился вперед — он привел сюда старшего центуриона вовсе не для того, чтобы тот совершил убийство. Однако Гай Филипп с силой опустил меч на письменный стол Итзалина. Чернильница подпрыгнула и перевернулась, костяшки счетов разлетелись в разные стороны.

Чиновник как ужаленный выскочил из-за стола и дико уставился на Гая Филиппа. С криком ужаса он подхватил толстую бухгалтерскую книгу, спасая ее из лужи расплывающихся чернил.

— Что это значит? — вскричал он дрожащим голосом.

— Заткни свою паршивую глотку, ты, мешок гнилых яблок! — басом заревел Гай Филипп. Старший центурион мог перекрыть голосом даже шум битвы; в закрытом помещении его рев звучал просто устрашающе. — Не двигаться! — Он ткнул несчастного бюрократа в грудь, видя, что тот пытается улизнуть. — Ты будешь слушать все, что я сочту нужным тебе сказать!

И Гай Филипп ловко плюнул в чернильницу.

Под пронзительным взором старшего центуриона Итзалин съежился. Что ж, никакого позора в том, что бюрократ перепугался до потери сознания, не было. Огненный взор Гая Филиппа превращал в пыль даже испытанных в боях легионеров.

— Так это ты тот самый гребаный дурень с кочаном капусты на плечах! Это ты валял дурака с жалованьем для моих солдат! — рявкнул старший центурион, кривя губы.

Краска смущения залила сероватое лицо Итзалина.

— Вполне вероятно, что в связи с некоторыми непредвиденными обстоятельствами и задержкой, обусловленной… м-м… досадными недоразумениями и некоторыми промахами в работе, а также… м-м… несколько временных затруднений, усугубленных обилием…

— Хватит молоть чушь! — приказал Гай Филипп. Он не понял и половины из того, что нес бюрократ. Заметив, что все еще держит меч в руке, Гай Филипп вложил гладий в ножны. Теперь он мрачно тыкал в лицо бюрократу пальцем.

Перепуганные глаза Итзалина были прикованы к этому пальцу.

— А теперь слушай меня! Слушай хорошенько, понял? — заговорил ветеран. Итзалин послушно кивнул, не смея поднять глаз. — Это вы, проклятые богами, чернильные души, придумали нанимать солдат! Это вы перестали доверять видессианам, потому что те любили своих господ больше, чем вас. Так? — Гай Филипп встряхнул несчастного чиновника. — Так или нет?

— Я… э-э… Полагаю, что нечто в этом роде действительно имело место, хотя подобная политика… м-м… была внедрена в обычную практику до того, как я имел честь быть переведенным в данный отдел.

— Клянусь членом Марса! Ты что, всегда так разговариваешь? — Римлянин хлопнул себя рукой по лбу, пытаясь осознать услышанное. — Если бы спросили меня, я бы ответил вам так: да вы, ребята, задницей думали!.. Ладно, хрен с этим делом. Слушай, ты, ублюдочный сын козы! Если ты хочешь, чтобы солдаты сражались за деньги, то почему ты вздумал задержать им жалованье? Отвечай, голозадый бюрократ! — Голос Гая Филиппа зазвучал еще громче, хотя Марк не думал, что такое возможно. — А если бы сюда пришли мои солдаты?.. Уж они-то вовсе не такие мягкосердечные добряки, как я, не думай! Знаешь, что бы они с тобой сделали? Они оторвали бы твою ослиную башку и помочились на нее! Будешь знать, как задерживать их деньги!