— Тонкое замечание! — отметила Апраксина.
— Спасибо. Так вот, для успешного созревания у Регины не оказалось данных. К сожалению, мать из нее получилась никакая, по существу, мои дети материнскую любовь и заботу получают только со стороны моей матери. Правда, того и другого они от бабушки получают даже с избытком — это воистину «бабушкины дети». Не было у Регины ни профессии, ни желания какую-то профессию получить, не было даже какого-нибудь увлечения, которым она могла бы жить. Ни-че-го, что делает женщину зрелой. И ей осталось одно: к тридцати годам начать находить у себя первые признаки увядания и пугаться, что старость уже, как говорится, не за горами, а судьба ей что-то так и недодала из радостей жизни. И ей захотелось взять от жизни все, чем, по ее мнению, она одаривала каких-то других, счастливых женщин. Что с нее взять? Этой дурочке ведь не пришлось ни голодать, ни мерзнуть, она просто не знала, что счастье — это прежде всего вкусная еда в теплом доме и уверенность, что то же самое у тебя будет и завтра, и через год, и в конце жизни… — На эти его слова Апраксина удивленно подняла брови. Артур улыбнулся понимающе: — Ну ладно, если не уверенность, то хотя бы уверенная надежда. И Регина начала искать приключений на свою и мою голову. Сначала это были мальчики-жиголо в Италии, потом студент-репетитор… И я понял, что если не подойти к проблеме с умом и не принять срочные меры, то моя маленькая дурочка может преподнести мне какую-нибудь неожиданность в виде беременности со стороны или, не дай Бог, СПИДа. И я принял меры. Я начал приглядываться к одиноким молодым эмигрантам, подыскивая для Регины безопасный объект ее неутоленной жажды романтических отношений. Сам-то я отнюдь не романтик, да и не было у меня времени развлекать Регину игрой во всякие там страсти-мордасти. Я долго перебирал возможные варианты и отбрасывал их, пока не встретил Виктора Гурнова. С первого же взгляда, бросив на него только один взгляд, я понял — вот он! Лучшего кандидата мне было не найти.
— А где вы с ним встретились?
— В ювелирном магазине моего друга Стаса Левитана. Я зашел купить подарок для Регины, стал оглядывать витрины, а к Стасу в этот момент заглянул его знакомый и начал жаловаться на личную жизнь. Это был Виктор. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять: это тот самый «ходок», который мне нужен! Я дождался, пока он ушел, и начал осторожно расспрашивать Стаса: тот говорил о нем со снисходительностью серьезного мужчины к ровеснику-инфантилу, ну, в общем, весьма неодобрительно. Но я понял главное: это красавец и самец, живущий только женщинами и только для женщин, но при этом вовсе не любитель беспорядочных половых связей, а скорее романтик, а значит, человек более- менее чистоплотный. То есть как раз то, что мне было нужно. Я попросил Стаса как-нибудь меня с ним познакомить. Стас удивился, но предложил мне просто отправиться в гости к Виктору и Жанне Гурновым. Женатый любовник — это было еще удобнее, и я согласился. В домашней обстановке я пригляделся к Виктору Гурнову и окончательно укрепился в своем мнении — это то, что мне нужно. По моим расчетам, его должно было хватить примерно на год, а там, глядишь, Регине самой бы надоел этот роман. Нормальная замужняя женщина не выдерживает долго даже самого страстного романа: либо она в конце концов выходит за своего избранника, либо расстается с ним и начинает искать что- то другое или успокаивается. Я знал, что Регина никогда со мной не разведется, в ней слишком крепко сидела память о той недолгой жизни, полной страхов, от которой я ее спас. Она могла бы в принципе бросить меня ради другого столь же состоятельного человека, но за человеком без денег она не сделает ни шага. Тут я был совершенно спокоен. Словом, я ввел Гурнова в дом и стал бережно и осторожно направлять события. Да мне и не пришлось долго сводить этих голубков — они сразу почуяли и оценили друг друга, очень скоро поладили, и больше за Регину я не тревожился: их роман развивался под моим присмотром. Бедняжке моей нужны были романтические переживания, и она их получила в достатке, а я при этом был спокоен за ее и мое здоровье и за сохранность моей семьи. Потом, когда Виктор отбыл в Мюнхен вслед за своей Жанной, ситуация еще больше упростилась: Регина выезжала в Мюнхен проветриться раз в два-три месяца, и меня это вполне устраивало. Дети без нее тоже не скучали. Я бы и не стал прерывать их роман, если бы однажды мне не позвонила брошенная жена Гурнова и не сообщила, что Виктор начал серьезную атаку на Регину, требуя ее развода со мной. Как ни спокоен я был за нее в принципе, дальше продолжать этот роман не имело смысла, и я прекратил его самым решительным образом.
— Каким же, можно полюбопытствовать?
— Конечно. Я ведь не оставлял Регину без присмотра. Их телефонные разговоры с Виктором и отчасти переписка мною фиксировались и копировались. У меня также хранились магнитофонные записи их разговоров, в том числе и относительно предполагаемого развода со мной. Я стал звонить Виктору, когда Регина была в Мюнхене, однажды застал ее одну и сказал, что у меня в руках черновик ее письма к Гурнову. У меня их, кстати, было несколько — ох и глупости же она ему писала! Конечно, уже сам факт ее пребывания в квартире Виктора рано утром говорил сам за себя. Зная ее потребность в романтических переживаниях, я заявил, что не намерен мешать их счастью и уйду из ее жизни, но ни детей, ни денег она после развода не получит. Я тут же уехал из Берлина якобы в деловую поездку, и возвратившаяся из Мюнхена Регина дома меня не застала. Меня не было неделю, и этой недели ей хватило, чтобы принять правильное решение. Вернувшись домой, я застал на пороге кроткую раскаивающуюся женушку, и на этом их роман с Виктором был закончен. Я полагаю, что этого урока ей хватит как минимум на несколько лет. Более того, я надеюсь, что следующей голодной вспышки следует ждать не раньше сорока лет. Что ж, придется тогда подыскать ей второго Виктора Гурнова.
— Да, вы действительно заботливый муж! — с очень хорошо скрытым сарказмом сказала Апраксина. Равич его не заметил или сделал вид, что не заметил. — Теперь многое разъяснилось. Остается выяснить еще один немаловажный вопрос. По поводу своего отъезда перед возвращением жены из Мюнхена вы сказали, что уехали «якобы в деловую поездку». Не значит ли это, что у вас нет алиби на эту неделю?
— Ну что вы, конечно, есть! Но вы должны мне обещать, что до Регины это не дойдет.
— У меня нет никакой охоты интересоваться вашей личной жизнью. Но, как вы понимаете, алиби должно быть установлено, и если оно подтвердится — за пределы следствия это не выйдет.
— Я был в Словении со своей любовницей Катариной Ленц из Лейпцига на соревнованиях на кубок мира по беговым лыжам.
— Вы бегаете на лыжах?
— Не я — Катарина. Она была участницей этих соревнований, а я на них присутствовал в качестве ее штатного болельщика.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Вся германская сборная, включая тренера.
— И вы всю неделю были там?
— Я не пропустил ни одного дня соревнований!
— И у вас сохранились какие-нибудь подтверждающие документы?
— Практически все отражено на моем банковском счете, — вздохнул Артур Равич, — ведь я везде расплачивался виза-картой, а также каждый день брал наличные в денежных автоматах. Мы можем зайти в банк и взять распечатку.