– Моя дочь! Дочь! – опьянев от радости, воскликнул генерал.
– Ах, друг мой! – молвил Сарранти и пожал генералу руку, от всей души разделяя радость друга.
– Однако убедите меня, Друг мой, – попросил генерал, еще не веря своему счастью. – Еще бы! Не так-то легко поверить в такое! Как вы, я не скажу узнали, но убедились во всем этом?
– Да, понимаю, – улыбнулся Сальватор, – вы хотите услышать доказательства.
– Если вы уверены в том, что сказали, почему же вы молчали до сих пор?
– Я хотел сам окончательно во всем убедиться. Ведь лучше было выждать, чем рвать вам сердце понапрасну! Как только у меня выдался свободный день, я поехал в Руан. Там я спросил бульского кюре. Оказалось, он уже умер. Его служанка рассказала, что за несколько дней до этого из Парижа приезжал господин, судя по выправке, военный, хотя одет был как буржуа. Он тоже спрашивал кюре или кого-нибудь, кто знал о судьбе девочки, воспитывавшейся в деревне, но вот уже пять или шесть лет как исчезнувшей. Я сразу догадался, что это были вы, генерал, и что ваши поиски оказались бесплодными.
– Вы совершенно правы, – подтвердил генерал.
– Тогда я узнал у тамошнего мэра, не осталось ли в деревне людей с фамилией Буавен. Мне сообщили, что четверо или пятеро Буавенов живут в Руане. Я побывал у всех них по очереди и в конце концов нашел одну старую деву, получившую небольшое наследство, мебель и бумаги своей двоюродной бабки.
Эта старая дева заботилась о Мине в течение пяти лет и знала ее отлично. Если бы у меня и оставалось еще сомнение, оно сейчас же рассеялось, когда она отыскала письмо, которое я вам показал.
– Да где же мое дитя? Где моя дочь? – вскричал генерал.
– Она или, точнее, они – отныне вам следует, генерал, называть их во множественном числе – сейчас в Голландии, где живут каждый в своей клетке, как канарейки, которых голландцы подвергают тюремному режиму, чтобы заставить их петь.
– Я еду в Гаагу! – объявил генерал и поднялся.
– Вы хотели сказать: «Мы едем!» – не так ли, дорогой генерал? – уточнил Сарранти.
– Сожалею, что не могу поехать вместе с вами, – заметил Сальватор. – Увы, политическая ситуация в настоящее время чрезвычайно сложна, и я не могу уехать из Парижа.
– До свидания, дорогой Сальватор, – как видите, я прощаюсь не навсегда. Однако, – насупившись, прибавил генерал, – я должен нанести перед отъездом визит, даже если он меня задержит на сутки.
Взглянув на грозно сдвинутые брови генерала, Сальватор все понял.
– Вы знаете, о ком я хочу поговорить, не так ли? – продолжал г-н Лебастар.
– Да, генерал. Но как бы этот визит не задержал вас дольше: господина де Вальженеза сейчас в Париже нет.
– Я его дождусь! – решительно проговорил генерал.
– Это могло бы вас задержать на неопределенное время, генерал. Мой дорогой кузен Лоредан уехал третьего дня из Парижа и вернется не раньше того лица, которое он преследует.
Это лицо – госпожа де Маранд, обожателем которой он себя объявил. Рано или поздно это может прийтись не по душе Жану Роберу или господину де Маранду, который разрешает жене иметь любовника, но не позволяет никому это афишировать.
А господин де Вальженез именно этим сейчас и занимается:
узнав, что госпожа де Маранд отправилась в Пикардию к умирающей тете, он пустился в погоню. Таким образом, возвращение господина де Вальженеза зависит от того, когда возвратится госпожа де Маранд. А потому я предлагаю вам отправляться как можно раньше, то есть сегодня… По вашем возвращении господин де Вальженез будет, по всей вероятности, в Париже. Тогда вы им и займетесь. Но я сердцем чувствую, что вам не придется заниматься господином де Вальженезом.
– Дорогой Сальватор, – сказал генерал, неверно истолковав слова молодого человека. – Я не считаю своим другом того, кто займет в подобных обстоятельствах мое место.
– Успокойтесь, генерал, и считайте меня по-прежнему своим другом. Как верно то, что моя преданность свободе равна вашей преданности императору, так верно и то, что я пальцем не трону господина де Вальженеза.
– Спасибо! – поблагодарил генерал, крепко пожимая Сальватору руку. – Ну, на сей раз прощайте.
– Позвольте мне проводить вас хотя бы до городских ворот, – сказал Сальватор, встал и взялся за шляпу. – Кроме того, вам нужна карета; я сейчас раздобуду ту, на которой Жюстен и Мина уехали в Голландию. Вполне возможно, что человек, который их отвозил, сможет рассказать вам о них в пути.
– О, Сальватор! – печально проговорил генерал. – Почему я узнал вас так поздно!.. Втроем, – прибавил он, протянув руку г-ну Сарранти, – мы перевернули бы весь мир.
– Это еще предстоит сделать, – заметил Сальватор, – у нас пока есть время.
И трое друзей направились к улице Анфер.
Недалеко от приюта Анфан-Труве находился дом каретника, у которого Сальватор нанимал почтовую коляску, ту самую, что доставила Жюстена и Мину в Голландию.
И карета и форейтор были найдены.
Спустя час генерал Лебастар де Премон и г-н Сарранти обняли Сальватора, и карета стремительно покатила в сторону заставы Сен-Дени.
Оставим их на бельгийской дороге и последуем за коляской, встретившейся им у церкви св. Лорана.
Если бы генерал узнал карету, это могло бы на время задержать его отъезд, так как экипаж принадлежал г-же де Маранд. Она приехала в Пикардию слишком поздно и не успела проститься с тетей, а потому спешно возвращалась в Париж, где в лихорадочном нетерпении ожидал ее Жан Робер.
Как помнят читатели, ее возвращение должно было неизбежно привести к появлению в Париже и г-на де Вальженеза.
Но генерал не знал ни г-жи де Маранд, ни ее кареты, а потому в прекрасном расположении духа продолжал свой путь.
Вы помните, дорогие читатели, уютную комнатку, обтянутую персидским шелком, где иногда появлялась г-жа де Маранд и куда мы имели нескромность вас пригласить?
Если вы были влюблены, вы сохранили об этом воспоминание; если вы влюблены и сейчас, вы помните аромат. Итак, в эту комнату, это гнездышко, эту часовню любви мы приведем вас еще раз, не опасаясь вызвать ваше неудовольствие, о, влюбленные в настоящем или в прошлом!
Действие происходит в тот же вечер, как г-жа де Маранд вернулась в Париж.
Госпожа де Маранд пользуется правом, данным ей мужем и остающимся в силе и теперь, когда в новом кабинете министров он получил портфель министра финансов. Она говорит о любви с нашим другом Жаном Робером. Молодой человек сидит или, точнее, стоит на коленях – мы же сказали, что комната представляла собой часовню любви, – перед здешним божеством и рассказывает нескончаемые нежные истории – их так хорошо умеют рассказывать все влюбленные: женское ушко никогда не устает их слушать.